Кин-Дза-Дза Режиссер: Георгий Данелия
|
Реваз ГАБРИАДЗЕ
| |
1 серия
Ку... Ы... |
Гедеван Алексидце. Земля. Батуми.Плюканская пустыня.В небе висело два солнца. Одно огромное, желтое. Другое поменьше, оранжевое. По пустыне шло существо. Вместо носа — хоботок. Уши большие, прозрачные. Глаза круглые, золотые. Существо покрутило хоботком и тихонько прогудело: — У-у-у. | |
* * *— Привет. — Привет. — Что новенького? — У Манохина на объекте трубы лопнули.
«...Пляшет и поёт, Поцелуи раздаёт Тем, кто весело живёт. Мама, мама, что мы будем делать Когда настанут зимни холода, У меня нет теплого платочка, У меня нет зимнего польта...»
— Как отличник? — Гуляет отличник... Вовка! За хлебом сбегай, я забыла, а?.. Да, — и макароны захвати. * * *— Товарищ, там человек говорит, что он инопланетянин, надо что-то делать. — Звони в 03. — Я-то позвоню, только он почти босой. * * *— Здравствуйте! — Здравствуйте. Извините, плохо пахну. Холодно. Это я в железном ящике взял. — Молодец. — Друг! Скажите номер вашей планеты в тентуре? Или хотя бы номер галактики в спирали? А то я перепутал контакты и теперь не могу вернуться домой. — Не знаем мы номер. Забыли, родной. Вот сейчас парнишка сбегает в справочную позвонит, а мы его подождём в булочной с тобой, идёт? — А это оденьте пока... — А, спасибо... Слушайте, друзья. Не надо булочной, не надо справочной! Вот моя планета... Улузум, 247 в тентуре, галактика Бета в спирали. Вот машинка перемещения в пространстве... Так какой контакт мне нажимать, чтобы домой переместиться? Ведь время относительно, это-то вы понимаете? — Значит, такое предложение. Сейчас мы нажимаем на контакты, и перемещаемся к вам. Но если эта машинка не сработает, тогда уж вы с нами переместитесь, куда мы вас переместим, идёт? — Нет, нельзя... Надо знать... — Да можно... |
Внуковский аэродром. Зима.
Гедеван Алексидзе, щуплый юноша лет шестнадцати, среди прочих, спустился по трапу самолета. В руках у него — портфель и футляр со скрипкой.
Стройка.
Машков Владимир Николаевич, сорокалетний высокий мужчина, на строительных лесах ругался с малярами.
Экспресс.
Гедеван ехал по Внуковскому шоссе в экспрессе. Любовался красотами новостроек.
Кабинет Машкова в вагончике.
Машков у себя в кабинетике спрятал большой ключ под сейф. Снял ватник, одел пальто.
Троллейбус.
Потом они сидели рядом в троллейбусе. Народу в троллейбусе было много. Гедевана толкали и футляр то и дело касался лица Машкова. Машкову это надоело. Он взял футляр и втиснул его вертикально между собой и соседом.
Троллейбусная остановка. /Режим/.
— Строительная, — объявил водитель. Троллейбус остановился. Из передних дверей вышел Машков. Из задних — Гедеван. Гедеван огляделся. Снежное поле. Непостроенные дома. Краны… И ни одного человека. Гедеван побежал по дорожке между сугробами за Машковым, догнал его и спросил: — Скажите пожалуйста, это какой квартал? — Восемь “Д”. — А где “Б”? — Не знаю. Гедеван постоял. Поднял воротник курточки и пошел за Машковым к светящемуся огнями микрорайону.
Подъезд Машкова.
Машков вошел в подъезд, нажал кнопку вызова лифта. Двери лифта раздвинулись. В лифте стоял человечек в белом брезентовом плаще с завязками вместо пуговиц. Голову его украшал венок из ромашек. Машков вошел в лифт и нажал кнопку своего этажа Дверь закрылась. Лифт поехал. — Инопланетянин, — тихо позвал человечек тоненьким голосом. — Это какая планета? Какой номер в тентуре? Машков покосился на него. Человечек показал Машкову какой-то прибор с разноцветными клавишами. — Теперь, чтобы попасть в точку назначения, надо знать номер точки отправления. Хотя бы галактики в спирали. — Естественно, — кивнул Машков. Человечек тяжело вздохнул. Лифт остановился. Машков вышел, — Инопланетянин, холодно, — пожаловался человечек. Двери сомкнулись.
Квартира Машкова.
Машков вошел в прихожую. Жена на кухне вынимала из сумки продукты. Сын в комнате пиликал на скрипке. — Купил? — спросила жена. — Нет, — буркнул Машков, снимая пальто. — Почему? — Замотался, — Машков снял пиджак, повесил из вешалку. — Я тоже работаю, — сказала жена. — Тьфу! — Машков сорвал пальто с вешалки, взял со стула сумку. — Вовка! — окликнула жена. — И макароны купи.
Улица. /Режим/.
Машков вышел на улицу, остановился, достал из кармана мелочь, стал считать. — Товарищ! Машков оглянулся. К нему подбежал Гедеван. — Этот человек, — Гедеван показал на стоящего в подворотне человечка с ромашками, — говорит, что он пришелец. Надо что-то делать. — Звони ноль-три. — Я позвоню. Только он совсем босой! — Друзья! — человечек с ромашками пошел к ним. – Почему вы такие закрытые? Скажите номер вашей планеты в тентуре. Ну, пожалуйста. Очень прошу! — Не знаем мы номер. Извини, забыли, — мягко сказал Машков. — Вот парнишка сбегает, спросит в справочной, а мы с тобой его пока в подъезде подождем. Пошли. — А это оденьте пока, — Гедеван, зажав футляр коленями, достал из портфеля шерстяные носки. — Не надо это одевать! Надо срочно вашу тентуру узнавать! — Это машинка перемещения в пространстве и времени, — человечек вырвал у Гадевана один носок и протер им свой заиндевелый прибор с клавишами. — Чтобы переместиться и быстро этот контакт нажимать, — он показал на белую клавишу, — У меня семья, дети! А время относительно. Это вы понимать? — Понимать, понимать, — примирительно сказал Машков, -Такое предложение, мы сейчас нажимаем на контакты и все вместе перемещаемся к вам в гости. А если вдруг не сработает, то вы перемещаетесь с нами, куда мы вас переместим. Идет? — Не идет! Надо знать… — Не надо, — перебил Машков и ткнул пальцем в клавишу машинки. И… | |
* * *— А ты что видишь? А? — Песок... — Значит, сработала эта хреновина... А этот козёл-то, с дырочками, там что ли остался? Спокойно, спокойно только... Солнце есть, песок есть, притяжение есть. Где мы? Мы на Земле. Или... — Или? — Нет, давай будем считать, что мы на Земле, в какой-то пустыне... Так? Каракумы? А? Какие у нас ещё пустыни? — Гоби, Сахара... — Ну я же сказал, что у нас! — Ну у нас ещё Кызылкумы. — Нет. Давай будем считать, что это Каракумы. А? Значит так... Солнце на западе... Значит, Ашхабад там. Понял? Пошли. Пошли-пошли!.. * * *— Товарищ! Вас как зовут? — Владимир Николаевич. — А меня — Гедеван. — Очень приятно... * * *— У тебя в портфеле бутылка... Вино? — Не-е, уксус виноградный. И ещё зелень есть, кинза. — Хорошо живём. — Владимир Николаевич, а вы не помните, какой номер назвал тот, у которого мой носок остался? — Нет. — А может быть мы на той планете, откуда он к нам переместился? — Слушай, Скрипач! Как бы мы ни гадали, всё равно ж ни хрена не выясним. Вот выбрали направление, и идём. Нам главное до воды добраться. Ясно? — Владимир Николаевич, я тапочки хочу надеть. — Ну одень! — Тогда вы остановитесь! * * *— Который час? — Четыре. — Ночи? — Ночи... Опаздываешь? — Неудобно получилось... Звонил с аэропорта, сказал, через час буду. А сам вот... — В консерватории учишься? — Не, чужая. Профессора Рогозина. Он у нас шефский концерт давал, а потом они скрипку забыли в самолёт положить. — Банкет? — Не, обед... — А-а... Сам из Тбилиси? — Из Батуми. Думал, скрипку отдам, ещё на электричку успею. Я в Иваново учусь, в текстильном. — Ага... — Так сперва я в МГИМО сдавал, институт международных отношений, но там мне сказали, что ещё не... — Тихо! |
Пустыня.
… В синем небе светило солнце. Ослепительно сверкал белый песок.
Владимир Николаевич Машков, в тяжелом драповом пальто поверх рубашки, в теплых сапогах, с целлофановой сумкой, без шапки, и Гедевай Алаксидзе в ушанке, в нейлоновой курточке, со скрипкой, портфелем и одним шерстяным носком в руке, в тех же позах, что и во дворе, оказались посреди бескрайней пустыни. Некоторое время они стояли застыв. Потом огляделись, взглянули друг на друга. — Переместились, — прошептал Гедеван. — Гипноз… Тек… Напрягаем волю, — Машков зажмурился. Гедеван посмотрел на Машкова, тоже закрыл глаза и напрягся. Открыл глаза, сказал: — Не исчезает. — Сильное поле, — Машков нервно подергал головой. — Друг, пришелец, верим, умеешь… Молодец. Гедеван поводил рукой перед собой со скрипкой. — Его нету, — сказал он. Машков вытер пот со лба рукавом пальто. Нагнулся, пощупал песок. Выпрямился. — А ты что видишь? — спросил он. — Песок. — Спокойно…— Машков снова оглядел бесконечные пески. — Что ж, значит сработала все-таки эта хреновина, — достал он из кармана сигареты,спички, закурил. — Так… Солнце есть, кислород есть, притяжение есть…Песок… Значит мы или на Земле или на подобной планете. — На подобной, — сказал Гедеван. — И что это нам дает? Куда идти? Гедеван пожал плечами. — Нет… Давай считать, что Земля… На Земле в какой-то пустыне… Кара-Кумы… Какие у нас еще пустыни? — Пустыни? Много. Гоби. Сахара. Аравийская. Мертвое поле… — Я спрашиваю: у нас! — У нас еще Кызыл-Кумы! — Это где? — Это, если смотреть на карту, от Аральского моря желтое пятно направо. Помните? — Нет… — Машков подумал. — Давай считать, что это Кара-Кумы. Идет? Гедеван неуверенно кивнул. — Тогда Ашхабад… Так… Разница по времени у нас примерно три часа… — Машков посмотрел на часы. — Солнце, значит, на западе. Север там. Пошли! — Машков снял пальто, перекинул через руку и зашагал на “север”. — Одну секундочку! — Гедеван достал из портфеля магнитофон с транзисторным приемником, включил.Загремел тяжелый рок. — Танцевать будем?! — свирепо спросил Машков. — Сейчас, сейчас. Я перепутал. Вот. — Гедеван нажал на кнопку. Музыка смолкла. Гедеван стал осторожно крутить ручку шкалы. Полная тишина. — На УКВ поставь! — нервно сказал Машков. — Нету. Только средние. — Ладно… Пошли! Гедеван спрятал приемник в портфель, подхватил футляр и пошел за Машковым. Некоторое время шли молча. — Извините, как вас зовут? — спросил Гедеван. — Владимир Николаевич. — А меня Гедеван, — представился Гедеван. — Очень приятно. У тебя в портфеле бутылки, там что? — спросил Машков. — Чача. Водка виноградная… Еще зелень, киндза. — Да… Хорошо живем.
Помолчали. — Владимир Николаевич, вы помните, какой номер планеты, с которой переместился к нам тот… с цветочками? – спросил Гедеван, — Нет. — А может мы переместились на ту планету, откуда он переместился? А? — И что?
— Ну тогда надо остановиться и подумать… Машков остановился. — Ну думай! Придумал? Пошли, пошли.
— Что вы сердитесь? — обиделся Гедеван, — Если он нажал кнопку и переместился с планеты УЗМ на Землю, то почему, когда вы нажали на кнопку, мы должны оказаться обязательно в Кара-Кумах? Абсурд! — Слушай, скрипач! Сколько бы мы не гадали, мы все равно ни хрена не выясним! Выбрали направление и идем! Идем! Идем! Нам главное до воды добраться! Ясно!? Гедеван вздохнул. Прошли метров тридцать. Гедеван поднял с песка что-то, стал внимательно рассматривать. — Чего там? — заинтересовался Машков. — Кажется гайка… Машков взял, посмотрел. — Контр гайка. На двенадцать — он бросил ее, пошел. Гедеван подобрал гайку, положил ее в карман. Прошли еще метров тридцать. — Владимир Николаевич, труба! — воскликнул Гедеван. — Похоже, что так, — согласился Машков. — Нет! Правда труба! Посмотрите! Машков повернулся. Метрах в сорока от них из песка торчала «Г»-образная ржавая труба.. Подошли. Труба кончалась набалдашником, в который было вставлено треснутое стекло. Машков осторожно, одним глазом заглянул в трубу, — Перископ? — спросил Гедеван. — Бог его знает. Разрешите, — Гедеван отодвинул Машкова и заглянул в трубу. — Ничего не видно, — сообщил он. Машков достал из кармана отвес, поскреб по трубе. — Железо. — Постучал по стекду. — Стекло. — Может там кто-то есть? — Похоже, что не есть, а был. Шапку одень, удар может… Пошел, Гедеван приложи ухо к трубе. Послышался стрекот. — Владимир Николаевич, там мотор работает! – прошептал Гедеван. — Тихо! Что-то едет! — Машков указал на бархан. | |
* * *— Э! Э-э! * * *— Ку! — Человек... — Ку! — Ку! — Здрасьте... — Кууу! — Капстрана... — Ку! Ку! Ку! Ку! Ку! Ыыыыы! Ку! Ку! Ку! Ку! Ку! Ку! Ку! Ыыыыы! — Иностранным владеешь? — Английским. Французским слабо. — Скажи им, что денег нет. Ну скажи им, платить же надо! — Джентльмен, сорри! Уи хэвнт мани. Нау! — Ку... — Здравствуйте! Мы наши туристы, отстали от группы. Подбросьте нас до города, а там мы как-нибудь уже сами... Переводи. — Ду ю спик инглиш? — Куу? — Ку. — Ду ю спик инглиш? Парле франсе? Шпрейхен зи дойч? — Ку? — Чатл! — Нет денег. И деньги и документы и валюта — всё осталось у экскурсовода. Ну так получилось... Отошли на секундочку и затерялись в песках. — Кю. — На. Тёплая. — Ку. — Извините, что? — Ку. — Шапку хотите? Пожалуйста... Это чужая, я не могу дать... Там ничего нету. — Открой... — Это не вино, это уксус. — Ку! — Эээ.. Кю. — Кислое, да? — Эээ... эээ.. — Друг! Ну как, договорились? Подбросите нас? Скрипач, давай быстрее... Я говорю, нас до ближайшего города, а там уж как-нибудь мы сами доберёмся... — Ку! — Кофту, что-ль?.. * * *— Хорошо, что скрипку не отдал... |
Замерли. Стрекот превратился в грохот, и из-за бархана вылетел летательный аппарат странной конструкции — конусовидный ржавый цилиндр, с вращающимися вертикальными ракетными соплами по бокам. Сопла дышали черным дымом.
— Вертолетная ракета, — сказал Гедеван. Ракета пролетела над ними, — Эй! — Машков, замахав руками, побежал за аппаратом, -Эй! Стой! Ситтдаун! Ракета на некоторое время зависла в воздухе, потом, качнувшись, мягко опустилась на песок. Лопасти перестали крутиться. Наступила тишина. Тяжелая толстая дверь ракеты со скрипом отодвинулась, образовался пандус. По пандусу из проема по рельсам выехала железная клетка. В клетке стоял босой бородатый мужчина лет пятидесяти, в серой брезентовой куртке и в серых резиновых бриджах. К носу, между ноздрей, у него был прикреплен маленький, никелированный колокольчик. На груди висел медный предмет с ручкой, напоминающий кофемолку. Бородатый пошлепал себя ладонями по щекам, присел и выпрямился. — Человек, — прошептал Гедеван и тоже робко пошлепал себя по щекам. — Ку! — раздался крик и из ракеты по пандусу выбежал толстый, лысый мужчина в сиреневой резиновой куртке, в сиреневых резиновых бриджах и в желтых тапочках. В руках он держал два ржавых шара. Лысый быстро расставил по краям клетки пары, похлопал себя по лысине, извлек из кармана какой-то прибор с окуляром, подкинул его, поймал и, пританцовывая подбежал к Машкову, поднес окуляр к его глазу и, льстиво улыбаясь, спросил: — Ку? Машков заглянул в окуляр. Лысый навел прибор на Бородатого. В окуляре замигала зеленая точка. Лысый спрятал прибор в карман, побежал к клетке, плюнул на Бородатого и, просунув ногу сквозь прутья, пнул его ногой. Бородатый быстро закрутил кофемолку и из шаров загремел оглушительный, скрипучий звук. — Ы-ы-ы-ы! — заголосил высоким голосом Лысый и затрясся. — Ы-ы-ы-ы! — подхватил басом Бородатый и запрыгал на одной ноге. — Капстарана, — уголком рта тихо сказал Машков. — Иностранным владеешь? — Английским, французским слабо. Армянским немного… — Скажи, что мы наши туристы. Остали от группы… документы и валюта к экскурсовода. — Джетлеменс! — крикнул Гедеван. — Ви хевент мани нау. Ви а турист! Бородатый перестал крутить ручку. Лысый быстро поднес прибор с окуляром к глазу, посмотрел на Машкова и Гедевана, быстро спрятал прибор, распахнул дверцу клетки, выпустил оттуда Бородатого, влез сам в клетку, заперся, пошлепал себя по щекам, присел и выпрямился. Бородатый содрал с носа колокольчик, плюнул на Лысого, пнул его ногой, закрутил ручку «кофемолки» и затрясся. — Ы-ы-ы-ы! — заголосил в клетке Лысый и запрыгал на одной ноге. — Ы-ы-ы, — взял басом Бородатый. — Так. Спокойно. — Машков зажмурился. — Не исчезает, — сказал Гедеван. Артисты эффектно на высокой ноте закончили выступление. Бородатый похлопал себя по лохматой голове, пританцовывая, подбежал к Машкову и протянул руку. — Деньги хочет, — шепнул Гедеван. — Нету денег, дорогой. Там все! – Машков махнул рукой в сторону горизонта. – Скажи ему! Что ты стоишь, как истукан! – прикрикнул он на Гедевана. — Ду юс пик инглиш? – спросил Гедеван. Бородатый перестал улыбаться и, нахмурив брови, сказал строго: — Ку. — Парле франсе? – спросил Гедеван. Бородатый протянул руку к Гедевану. И повторил: — Ку! — Дай ему чачу, — сказал Машков. Гедеван открыл портфель, вынул бутылку, протянул Бородатому. Тот вытащил бумажную пробку, понюхал. — Бери! Бери! Рашин водка, Вери гуд, — сказал Машков. — Ку? – крикнул Лысый из клетки. — Ку. – пожал плечами Бородатый. Лысый вылез из клетки, подбежал, вырвал бутылку из рук Бородатого, хлебнул, закашлялся, швырнул бутылку на песок и заорал: — Ку! Бородатый извлек из-за пазухи пластиковый мешочек, вынул из него керамический квадратик, показал Машкову и Гедевану и объяснил: — Чатл. Мани ваши? Нету с собой! — Машков похлопал себя по карманам. — Заблудились мы. Понимаешь? Лысый повернулся к Бородатому. Тот посмотрел в лоб Машкова, в лоб Гедевана и сказал, вздохнув: — Ку. Лысый тоже вздохнул. Оглядел Машкова, содрал с него шарф, накинул себе на шею.
— На. И пальто бери! — Машков протянул Лысому пальто. — Хорошее. Драп. Только вывезите нас отсюда! Лысый надел пальто, пошарил по карманам, извлек ключи, сигареты, рулетку, накладные, спички, посмотрел, бросил в песок. — Хамишь, друг, — проворчал Машков, подбирая вещи. Бородатый тем временем вытряхнул содержимое портфеля Гедевана на пасок и босой ногой раздвигал вещи. Лысый заинтересовался. Поднял кальсоны с биркой, примерил на свой толстый живот, бросил. Взял газетный сверток, развернул. Там была трава. — Ку? — спросил Лысый. — Это трава ихняя, бери! — сказал Машков. — Ку? — Это киндза, — объяснил Гедеван. — Кин-гдза-дза, — поправил Лысый. — Кин-дза-дза! Ку? — Извините, что? Лысый бросил газету, снял с головы Гедевана ушанку, напялил себе на голову, потянулся за скрипкой. — Это нельзя! — Гедеван спрятал футляр за спину. — Дай! — велел Машков, — Чужая! — Потом разберемся, — Машков вырвал у Гедевана скрипку, отдал Бородатому: — На, пользуйся! Бородатый открыл футляр, увидел скрипку, бросил, поднял магнитофон. — Ку? — спросил он, — Магнитофон! Музыка! Мюзик! — Машков нажал кнопку, оглушительно завыла попгруппа. Бородатый с омерзением сунул магнитофон Машкову и пошел к ракете. Лысый еще раз внимательно оглядел Машкова и Гадевана, примерил ногу к сапогу Машкова, размер не совпадал, снял очки с Гедевана, посмотрел в стекла на Гедевана, заморгал, плюнул на очки, бросил в песок и побежал к ракете помогать Бородатому закатывать в дверь клетку. — Вы негодяй! — закричал Гедеван. Он опустился на четвереньки и стал шарить руками. Машков бросил магнитофон, быстро снял с руки часы, побежал к ракете, поднялся по пандусу и протянул часы Лысому: — На, держи! «Салю»! Семнадцать камней! Только возьмите нас с собой! Мы же здесь погибнем! Лысый неожиданно толкнул Машкова в грудь. Машков упал на песок. Бородатый потянул на себя рычаг и пандус начал подниматься. — Ну, нет! Врешь! Не уйдешь! — Машков влепился в поднимающуюся дверь. Подбежал и Гедеван. Он подпрыгнул и повис на торце двери. Дверь неуклонно поднималась. Машков отпустил дверь. — Пусти! Пальцы защемит! — закричал он и дернул Гедевана за ноги. Оба упали. Загудел мотор и ракета взлетела. Машков поднялся, дрожащей рукой достал сигареты, стал нервно чиркать спичками по коробку, Спички ломались, гасли. — Это не люди. — сказал Гедеван, тяжело дыша. Гремел магнитофон. — Да выруби ты свою бандуру, — заорал Машков. Он, наконец прикурил, сожженную спичку сунул в коробок. | |
* * *— Стыдно стало... — Кц! Кц! Кц. — Чего «кц»? — Кц. Кц. — Кажется, спичку хочет. — Спичку хочешь? — Кц! — На. — Ку? — Всю коробку? — Ку. — Вот вывези нас отсюда, а мы тебе ку. * * *— Ни одной буквочки, ни одной «made in»... — Ку! — Извините, не понимаю... — Ку! — Шпрейхен зи туркиш? — Кю! — Ку-у. — Что они хотят? — Ку они хотят. — Цак! — Спасибо... — Цак. — Он хочет, чтоб я колокольчик одел. — Перебьётся. — Цак! Цак. — Я надену, Владимир Николаевич, неудобно... — Валяй. — Цак! Цак! Цак. Цак... — Ладно, уговорил. — Дзинь, дзинь. — Ку. * * *— Кууу! — Ку. — Ку? — Ку. — Ку? — Ку! — Ку? — Куу. — Ку. — Я закурю, разреши-ка... — Кц! Кц! Кц! — Тихо, тихо! Тихо! — Кц! * * *— Владимир Николаевич, а может быть мы всё-таки... — Да, типичные марсиане. — Кю. — Люсенька, родная, зараза, сдались тебе эти макароны. — Та-ак. Значит, русский язык знаем. Зачем потребовалось скрывать? — А мы и не скрываем. Очень трудно в язык проникать, когда сразу на двух языках думаете. — А этот пацак всё время говорит на языках, продолжения которых не знает. Чё уставился, маймуна веришвило? — Они и грузинский знают... — Что он сказал? — Обезьяна сын осла. — Та-ак. Мы из Советского Союза, прибыли по культурному обмену. Наши знают, где мы, ищут. Если вы нам не предоставите возможность связаться с нашим посольством, у вас будут крупные неприятности, ясно? — Цак! — Кууу... — Посольства мы не понимаем, ты цак быстро вставляй! — Значит, макароны вы понимаете, маймуну понимаете, а что такое посольство, бедненькие, не знаете? Хватит мозги пудрить, ясно? — Про макароны ты думал, а я только сказал. Это не Земля, и не Африка, родной. Это планета Плюк, 215 в тентуре. Галактика Кин-Дза-Дза в спирали. Ясно? — Привет, приехали... — Одень колокольчик, родной... Одень. Во-от, молодец. — Ку. |
Ракета вдруг зависла и села. Открылась дверь, на сей раз не вертикально, а отъехав в сторону, на песок выпрыгнули Лысый и Бородатый и подбежали к Машкову. Лысый почиркал пальцем по ладони и сказал вкрадчиво: — Ку. — Что ку? Что?! — свирепо спросил Машков. — Ку, — Лысый снова почиркал пальпем и показал его Машкову, — Наверное спичку хочет, — сказал Гедеван. Машков достал из коробка спичку. Лысый, заискивающе улыбаясь, деликатно, двумя пальцами взял спичку, отколупнул кусочек серы, понюхал. Дал понюхать Бородатому. — Кц? — спросил он. Бородатый пожал плечами. Лысый достал из кармана маленькую прозрачную коробочку, вытряхнул из нее таблетки, подул, уложил в нее спичку и кусочек серы и показал Машкову, чтобы он отдал ему весь коробок. — Что, все хочешь? — Машков потряс коробком в воздухе. — Ку. — кивнул Лысый. — Вот тебе! Ку! — Машков показал кукиш. — Вы сначала нас довезите до ближайшего города. Машков показал в воздухе полет. — А тогда мы вам — ку! Ясно? … Ракета взлетела.
Рубка.
Рубка ракеты была невелика / 2 х 3 м/. Машков и Гедеван сидели у стальной стены на ржавых динамиках возле овальной двери, на которой была нарисована рука с указательным пальцем вниз. Клетка стояла в нише. На ней лежал футляр со скрипкой и портфель. Лысый, в ушанке Гедевана, в пальто и шарфе Машкова и Бородатый сидели в железных вращающихся креслах лицом к пассажирам. За спиной у них была засаленная медная панель, с рычажками, кнопками, датчиками и переключателями. Над панелью был квадратный иллюминатор из толстого мутного стекла. Такой же иллюминатор был у ног в гофрированном керамическом полу. К потолку рубки был прикреплен маленький трехколесный трактор. Бородатый, не отрываясь, смотрел в лоб Машкова. Лысый — на Гедевана. — Ни одной буквочки, ни одной “мейд ин”, — проворчал Машков. — Ку? — спросил Лысый. Машков не ответил. Лысый достал из кармана прозрачный коробочек и посмотрел на свет, в коробочке лежали крошки серы от спички. Перевел взгляд на Бородатого, тот пожал плечами. Лысый вздохнул, отодвинул на панели черную шторку, вынул из маленького ящика тщательно очищенную от серы палочку и лизнул кончик, где раньше была головка. Задумчиво почмокал, поднес палочку к лицу Бородатого. Бородатый тоже лизнул, вздохнул, вернул палочку Лысому и раздраженно спросил Гедавана. — Кц? — Извините, что? — Ку!, — заорал Лысый и постучал кулаком по панели. — Что он хочет? — спросил Гедеван Машкова. — Ку он хочет,— прорычал Машков. Лысый положил палочку от спички в коробочек и стал напряженно смотреть в лоб Машкова. — Ну, чего уставился? — не выдержал Машков. — Ку — поднял брови Лысый. Машков скрипнул зубами. — Владимир Николаевич, а может все-таки это не Земля? — прошептал Гедеван. — Владимир Николаевич, цистерна! — Гедеваа показал на нижний иллюминатор. Внизу, утонув наполовину в песке, валялся большой ржавый цилиндр. Лысый посмотрел на цистерну, развернулся к панели вместе с креслом, взялся за штурвал и повел ракету на посадку. Бородатый встал, достал из кармана, колокольчик, прикрепил его как клипсу к носу между ноздрей. Потом вытащил из-под кресла жестяную банку с железками, пошарил в ней, вытащил два колокольчика, протер их полой куртки и протянул Машкову и Гедевану, — Спасибо, — поблагодарил Гедеван и спрятал колокольчик в карман куртки. Бородатый укоризненно покачал головой, залез в карман Гедевана, вынул колокольчик и поднес к его носу. — Что делать? — спросил Гедеван Машкова. — Он хочет, чтобы мы колокольчики надели. — Перебьется, — процедил Машков. Бородатый, кряхтя, стал на колени, вытянул руку, позвенел колокольчиком перед лицом Гедевана и жалобно спросил: — Ку, — и глаза его увлажнились. — Я одену, Владимир Николаевич, пожилой человек, неудобно, — Гедеван прицепил колокольчик к носу, потряс головой. Колокольчик серебристо зазвенел. Бородатый повернулся к Машкову и позвенел вторым колокольчиком. Машков отрицательно покачал головой. — Кю, пацак! — крикнул Лысый, стукнув кулаком по панелям. — Ку-у-у! — взмолился Бородатый и зарыдал. Он распластался на полу и попытался поставить сапог Машкова себе на лицо. — Ну, ладно! Ладно! Уговорил… Машков нацепил колокольчик.
Цистерна.
Ракета опустилась метрах в двадцати от цистерны. Лысый поплевал на палочку от спички, осторожно опустил ее в коробочек так, чтобы к ней прилип микроскопический кусочек серы. Спрятал коробочек в карман брюк. Встал. Снял шарф, спрятал его под панель, застегнул пуговицы машковского пальто, натянул поглубже ушанку, открыл дверь, выпрыгнул из ракеты и быстро зашагал к цистерне. Бородатый встал в дверях. Машков и Гедеван с колокольчиками в носах сидели на динамиках. Лысый подошел к цистерне и потер по ней ладонью. Рядом с цистерной, в песке открылась крышка люка. Лысый похлопал себя по ушанке, показал кому-то в люке палочку и залез в люк. Машков вынул из кармана сигареты и спички, отодвинув колокольчик, закусил сигарету зубами, встал и похлопал Бородатого по плечу. — Пусти, я покурю. Тут раздался взрыв. Метрах в десяти за цистерной взлетел песок, и из образовавшейся воронки всплыла облачко оранжевого дыма. — Кю! — воскликнул Бородатый, и вцепившись в руку Машкова, попытался вырвать у него спички. — Спокойно! — Машков вырвал руку и спрятал спички в карман. Из люка вылез однорукий маленький мужчина в ушанке Гедевана и пальто Машкова и пошел к ракете. Полы пальто волочились по песку. За ним вылез Лысый. — Кц! — счастливо улыбаясь, крикнул он Бородатому.
Пустыня
…Ракета летела над пустыней. Рубка. Лысый и Однорукий сидели в креслах. Бородатый — на полу у ног Лысого. Машков и Гедеван с колокольчиками в носах — сидели на динамиках. Под ними плыл песок. — Который час? — спросил Гедеван Машкова. — Четверть десятого. — Мои не работают. Вода попала, морская, — объяснил Гедеван. Помолчали. — Неудобно получилось, Я уже позвонил, сказал, что через час буду, а сам вот… Я скрипку привез. Профессору Рогозину. Скрипач есть такой очень знаменитый. Слышали? — Хоть бы воды предложили, хамы, — проворчал Машков. — Он вчера у нас в Батуми выступал. Потом был банкет, потом скрипку забыли положить в самолет. А мне велели передать. Думал, передам и еще на электричку успею… Машков стукнул себя кулаком по колену: — Сорок лет дураку! Первый раз видишь прибор. Чего трогаешь? Балда! Машков достал сигарету, покрутил, понюхал. Однорукий толкнул локтем Лысого и показал ему два пальца, Лысый посмотрел на Машкова, на Гедевана и устало вздохнул. — Ку? — оказал он Бородатому, кивнул на гостей. — Ку! — воскликнул Бородатый и постучал себя по лбу кулаком. — Странный язык, — сказал Гедеван. — Прикидываются… Пауза. — Вы москвич, — спросил Гедеван Машкова. — Угу… — А я в Ярославле учусь. В текстильном институте. — Молодец… — Нет. Я сначала с МИМО сдавал. В Институт международных отношений… Но… — В МИМО без блата не попадешь, — вдруг произнес Бородатый, — Нет, почему? — не согласился Гедеван. — Со мной один родной сын посла сдавал и он тоже… Вах! — Гедеван вытаращил глаза на Бородатого. — Это кто сказал?! — Мы, сказал Лысый. Пауза. — Так! — Спокойно! — тихо проговорил Машков, побледнев. — Значит русский язык знаем? Вопрос; зачем понадобилось это скрывать? А?! — Машков тряхнул головой. Колокольчик в носу звякнул. Машков содрал его и бросил на пол. — Небо! — воскликнул Бородатый. — Что небо? — Машков сверлил глазами Бородатого. — Небо свидетель, мы не скрывали! Очень трудно в язык проникать, когда вы на двух языках думаете. — Этот пацак, — Лысый показал на Гедевана. — Все время еще на других языках, продолжения которых не знает, спрашивает. Я себе все мозги поломал! Маймуно! — выругался он по грузински. — Цак, — тихо сказал Однорукий, оглянувшись. Бородатый подобрал колокольчик Машкова, подполз к нему и попросил: — Одень, родной. Машков встал: — Ну вот что, господа хорошие. Кончайте ваньку валять!Мы из Советского Союза. Прибыли в составе делегации, по приглашению вашего правительства, в порядке культурного обмена! И если вы немедленно не предоставите нам возможность связаться с нашим посольством, у вас будут крупные неприятности! Ясно?! Гедеван тоже содрал колокольчик, но не кинул, а спрятал в карман. — Посольство мы понимать. Не мочь! Цак вставляй! — потребовал Лысый. — Значит, блат — вы понимать мочь! МИМО — вы мочь! А что такое посольство, бедненькие, не знаете? Хватит мозги пудрить. Ясно?! — повысил голос Машков. — МИМО ты подумал, а я только сказал, — объяснил Бородатый. — Ты еще такую фигуру думал, — Лысин показал Машкову кукиш. Трансляция мысли, — шепнул Гедеван и вынул колокольчик из кармана. — Цак, — тихо повторил Однорукий. — Одень колокольчик, — взмолился Бородатый. — Ну хочешь, наступи на меня, родной, Бородатый лег на пол. Машков молчал. — Это не Африка, родной. Это Галактика Лямда в спирали, планета Плюк 213 в тентуре, — сообщал Бородатый с пола. — Тот тоже про тентуру говорил, — шепнул Гедеван и прицепил колокольчик к носу. — Привет, приехали, — сказал Машков и медленно опустился на динамик. — Цак! — снова повторил Однорукий. Бородатый протянул колокольчик к лицу Машкова. Машков сидел неподвижно. Бородатый деликатно прикрепил колокольчик к его носу, попятился назад и сел у ног Лысого. Однорукий успокоился, развернул кресло и взялся за штурвал. Ракета пошла на снижение.
| |
* * *— Извините, а куда мы прилетели? — Тс-с! У неё очень тонкие уши. Ты тентуру своей планеты знаешь? — Тентуру? — Ну, номер своей галактики в спирали скажи. — В спирали? — В спирали, в спирали... — Да, да. — Земля знаете где... Это где крутятся такие планеты, как Венера, Сатурн, Марс, Юпитер... Ещё какие, Владимир Николаевич? — Большая Медведица. — Владимир Николаевич, поди сюда. — У тебя на своей планете ещё спички есть? — Ну, найдутся. — Сколько ты нам дашь, если мы тебя туда положим? — А сколько надо-то? — Две таких полных коробки! — Семь! — Семь. — А ту, что у тебя есть, давай щас, я на них гравицапу буду покупать. — Извините, а гравицапа — это что? — Ну, гравицапа, это то, без чего пепелац может только так летать, а с гравицапой в любую точку вселенной фьюить — за пять секунд. — Ребят, как же это вы без гравицапы пепелац выкатываете из гаража? Это непорядок... — У нас была гравицапа. Но когда мы сюда прилетели, её свистнули. — Угу, да. — Извините, а машинки перемещения у вас нет? — Нет. — Нет. — Давай спички. — Дайте воды. — Кю! — Кю. — Кюю! — Кю. — Кюю.. — Вот так! Вот так надо! Фу.. Вот так надо! Фу.. Вот так надо! Фу... — Это — твоё, ты теперь так кури. — Спасибо... — Ку! Ку! — Он говорит, есть гравицапа. Клади свои спички сюда. — Значит так сделаем. Вот когда положите нас на землю, вот это получите и это... — Ты что? — Пошли, Скрипач, в открытый космос. — Стой. Отдай. Отдай! — На матушке-Земле получишь. — Владимир Николаевич! Ты же сказал, если мы вас довезём, то ты все отдашь. А ты у нас сам спичку украл! Пацак пацака не обманывает, это некрасиво, родной... — Я сказал — до города! — А это что? — Сарай. — А это что? А это что? А это что здесь — не город? — Ты не дрыгайся! Показывай свою гравицапу. Фирменная вещь — возьмём. — Пацак! Какие балды у меня здесь контрабандные кц возьмут при свидетелях, когда за него пожизненный эцих с гвоздями? У тебя в голове мозги или кю? — Сами купим. Пошли. — Стой! Стой, я говорю! Ты кто? Я спрашиваю, ты кто? — Пришелец-прораб. — Нет. Ты пацак. А ты кто? — Я грузин. — Не-ет, ты тоже пацак. Ты пацак, ты пацак и он пацак. А я чатланин, и они чатлане! Так что ты цак надень и в пепелаце сиди, ясно? — Что? — Посмотри на меня в визатор, родной... Какая точка отвечает? Зелёная. Теперь на него посмотри — тоже зелёная. И у тебя зелёная. А теперь на Уэфа посмотри — какая точка? Оранжевая? Это потому, что он чатланин! Ну, понимаешь? — Чего? — Плюк — чатланская планета. Поэтому мы, пацаки, должны цаки носить... — Да-а! И перед нами, чатланами, должны делать вот так! — Владимир Николаевич, это оголтелый расизм. — Покажи, пожалуйста, ещё раз... — Вот так! — Будь другом, помедленнее... — Вот так. — Владимир Николаевич, у тебя дома жена, сын двоешник, за кооперативную квартиру не заплачено, а ты тут мозги пудришь. Плохо кончится, родной. — На... — Ладно, Скрипач, поиграем в эти игры... — Вот и молодец. А теперь отдай спичку Уэфу, он гравицапу купит. — А этот сказал, что все нужны. — Пошутил я. — Весёлые вы ребята. — Ку. Подождите! Ку. Вместе пойдём. — Ты свои кц им не показывай, и не думай о них, ты мой кц покажи. И больше пол спички не давай, гравицапа пол спички стоит. — А твой пацак сказал, что целую. — И он пошутил. — Цемент-то марки 300? — Пацак! Запомни: половину, или меньше. — Ладно. — Извините, а чатлане и пацаки — это национальность? — Нет. — Биологический фактор? — Нет. — Лица с других планет? — Нет. — А в чём они друг от друга отличаются? — Ты что, дальтоник, Скрипач — зелёный цвет от оранжевого отличить не можешь? Турист... * * *— Э! Небоскрёб! — Пошли, пошли... — Ку! — Ку!.. Делай как учил... — Привет, гражданочка. В польтишке не зябнешь, а?.. — Они меня не пускают, они тебя одного пускают. Кц им не отдавай, гравицапу сюда неси, я посмотрю... — Ку? — Иди... — Нельзя! — Мы вместе! — Нельзя! — Владимир Николаевич, скажите ему! — Ладно. Жди тут. Только не уходи никуда! * * *— Привет! Как жизнь? Говоришь, присесть... Ну что ж, из уважения к присутствующим дамам... Ну, что новенького-то на Плюке? — Клади кц, получишь гравицапу. — Половину? — Половину. — Можно взглянуть? — Гляди. — Вообще-то я не специалист по этим гравицапам, пойдём покажем моему чатланину — он проверит. — Ща. Цапу поставим. — Горлышко болит? — Вода... — Такое предложение. Я тебе вот остаток этого кц, а ты мне две бутылки воды. Идёт? — Давай. — Еда есть? — Каша... — Какая? — Пластиковая... — Значит так, я тебе вот эту вот целую кц, а ты мне пять бутылок воды и килограмм каши. — Эт чего? — Кц. — Надо снова проверять... — Ну проверяй! — Ку-у! — Э! Секундочку! — Ща-ас.. * * *— Скрипач! А ты на Земле спички достать можешь? — Могу. — Если ты плюнешь дальше, я тебе пол чатла. Вот... этой плюкой. Если я — ты мне две спички... Понял? — Не-е... — Да простая игра. Я тебе пол чатла, ты мне на земле — три спички. На, плюй сюда. — Спасибо, я не хочу. — Ну хорошо, ты мне одну спичку, я тебе три чатла, жёлтые штаны и вот такую фору. Давай! — Нет... — Голубые штаны... — Господин Уэф, я не буду ни при каких условиях. — Заднее слово? Так что ж ты мне тогда мозги пудришь, маймуна веришило! — Господин Уэф! Я представитель цивилизованной планеты, и требую чтобы вы проследили бы за свои лексиконом! Во. * * *— Где они? — Кто? — Ну этот, со шрамом, я ему, балда, все спички оставил... — А-а-а! * * *— Кю! Кю! Кю. Ыыы.. Кю. Ыыы.. — Ребят, кончайте. Хватит... — Хватит!.. Что хватит? Я ему тыщу раз говорил, что в центр надо лететь. А он жадный, как все чатлане — «на два чатла дешевле!» — кю... — Ну есть ещё одна. Насколько я понимаю, на гравицапу хватит. — Дай её мне. Сюда. — Зачем? — Гравицапу купить. — А где? — Там, в центре. — А как же вы нас на матушку землю вывезете, когда даже не знаете, в какой галактике она крутится? — Номер твоей планеты, балда, любой планетарий в центре за два чатла выдаст! — Давай спичку, ну? — Чтоб вы нас песочком засыпали? — Значит, не дашь? — Нет. — Это твоё заднее слово? — Задней не бывает! — Тогда прощай, родной. — Улетят, Владимир Николаевич. — Никуда они не денутся, они из-за спички удавятся. — Или ты щас нам даёшь эту спичку, или меньше чем за семь коробков мы тебя на землю не положим! * * *— Две тысячи. — Три. — Две триста. — Три. — Две пятьсот, больше не могу дать. — Можешь, родной. — Господин Би, у меня пятьдесят рублей, спички стоят две копейки коробка, значит я могу купить две с половиной тысячи... — Скрипач свистит! У него ещё чатлы есть. — Господин Уэф! Вам я не Скрипач, меня зовут Гедеван Александрович. — Там что, мотор? — Не суй свой нос во все дыры! Гедеван Александрович... — Гедеван, давай вот этих гавриков сейчас свяжем и возьмём курс на север. — Зачем? — А вдруг там Средиземное море плещется? — Ты что, Владимир Николаевич, обалдел, родной? Откуда на Плюке моря? Из них давным-давно луц сделали. — Извините, что сделали? — Топливо, Скрипач, топливо... На. С вас шесть тыщ сто сорок коробков. — Откуда столько набралось? — Кашу жрали, воду пьёте... И бандура. — Бандуру вычеркни, не берём бандуру. Положи... — Давайте возьмём, хоть какую-нибудь технику привезём, а то кто поверит? — Ну отдай им скрипку, если она тебе так нравится. — Скрипка итальянская, восемнадцатого века, она тыщу рублей, если не больше стоит. А как я расплачусь? — Ку... — Ку. — Скрипач, вместо того, чтобы всё время думать, что ты первый грузинский космонавт, и что тебе нобелевскую премию дадут, верни ложку, которую ты у нищих артистов украл. — Ничего такого не думал... Я хотел её в институт цветных металлов сдать, вдруг что-нибудь новое... — Небо! Небо не видело такого позорного пацака, как ты, Скрипач. Я очень глубоко скорблю. — Ты куда? — В туалет. — В туалет с деньгами нельзя, деньги оставь здесь. Гедеван Александрович. |
Дом в пустыне.
В переднем иллюминаторе показался одиноко стоящий посреди пустыни квадратный одноэтажный дом с плоской крышей и одним окном.
Рубка.
— Дом, — шепнул Гедеван. — Дом, — подтвердил Бородатый. В космос переместились… — шепнул Гедеван Машкову. Тот сидел, обхватив голову руками. Гедеван встал, поправил очки и сказал срывающимся от волнения голосом: — Господа. Мы — Земляне. Мы переместились к вам с планеты Земля. Мы переместились к вам… — Номер галактики скажи, — сказал Однорукий. — Галактики?… Извините, не знаем… Земля, это, знаете, где? Это, где вращаются такие планеты, как Марс, Венера, Сатурн, Юпитер… Большая Медведица. — Гедеван замолк. — Сколько кц вы привезли? — поинтересовался Однорукий. — Кп это спички? У меня нет. Я не курю, — извинился Гедеван. — Кц у них нет! — горячо подтвердил Лысый.
Дом в пустыне
Ракета села. Дверь открылась. Однорукий выпрыгнул на песок и быстро пошел к обшарпанному дому, окно которого было забито медными листами. — Извините, куда мы прилетели? — спросил Гедеван. — Молчи! — Лысый показал на шагающего по песку Однорукого, сообщил шепотом: — Он очень тонкие уши имеет. Однорукий подошел к окну, потер ладонью по меди. Окно отворилось. Однорукий шагнул в темный проем и окно захлопнулось. Лысый тотчас спросил шепотом Гедевана: — У тебя на Земле еще спички имеются? — Имеются… — Сколько ты лам дашь, если мы тебя на Землю положим? — А сколько надо? — вяло спросил Машков, доставая спички. — Два таких полных коробок, — прошептал Бородатый, жадно глядя на спички. — Семь! — шепотом поправил Лысый, строго посмотрев на Бородатого. — И все, что у тебя есть, сейчас. Я буду Гравицаппу покупать! — Какую гравицаппу? — Новую! — начал раздражаться Лысый. — Ку, — Бородатый попросил Лысого, чтобы он помолчал и объяснил: — Гравицаппа, родные, это то, без чего пепелац, — он постучал по полу ракеты, — может только так летать, — он изобразил рукой горизонтальный полет. — А с гравицаппой мы на любую планету — пять минут. — Извините, а машинок перемещения в пространстве у вас нет? — спросил Гедаван. — Есть! Давай спички, пацак! — А зачем нам гравицаппа, если у нас машинка есть? Давайте на машинке полетим, — усмехнулся Машков. — Родной, машинок перемещения в галактике Кин-дза-дза нет, — мягко сказал Бородатый. Когда мы сюда прилетели, у нас плюкане гравицаппу отняли. И теперь если мы гравицаппу не купим, будем до последнего выдоха над Плюком волочиться, понимаешь? — А вот этот друг, — Машков кивнул на Лысого, — говорит, что у вас есть машинки. Неувязка. — Я пошутил, — улыбнулся Лысый. — Дайте нам воды, — сказал Машков и чиркнув спичкой, прикурил. Кю! — заорал Лысый на Машкова. Бородатый укоризненно постучал по лбу и дунул на ладонь. — Лысый извлек из-под кресла жестянку, покопался, достал кусок напильника, кремень и фитиль. Положил фитиль на кремень и стал что есть силы лупить напильником по камню: — Это вот так надо делать! Вот так! Вот так! Бородатый схватил его за руку, забрал все хозяйство и положил на колени Машкову. — Это твое, родной. Ты вот этим теперь кури. Машков выпустил дым колечком. — Так, — усмехнулся Машков. — Значит, ребята, вы русский язык только что выучили, да? — Да, родной. Ты думаешь, а сопоставляем в развитии. Это просто. — Ну, а что я сейчас думаю? — Думаешь: Люська, зараза, сдались тебе макароны, — сказал Лысый. — И другие слова думаешь. Сказать какие? — Ку! -донесся голос. В проеме окна дома появился Однорукий. Он махнул рукой и скрылся. — Говорят, есть гравицаппа! — Лнсый открыл крышку прозрачного коробка, где лежала сера: — Клади спички, пацак! Машков отрицательно покачал головой. Колокольчик в носу зазвенел. Машков снял его и выбросил в дверь. Такое предложение, дай-ка, — он взял у Лысого прозрачный коробок, положил его в карман. Это пусть лежит здесь. А когда вы нас на Землю-матушку положите, то получите. — Родной, ты ж сказал, что если мы вас вывезем, ты нам все отдашь? Это некрасиво, упрекнул Бородатый. — Я говорил: до города. — А это что?! — взревел Лысый, показывая на дом. — Это сарай. Лысый выпрыгнул из ракеты, стал бегать и топать ногой по песку: — А это что?! — орал он при каждом ударе. -А это?! А это?! А это?! А?! — Ладно. Кончай орать! — сказал Машков. — Неси сюда гравицаппу эту. Мы на нее посмотрим и если стоящая вещь может и купим. Лысый поднял руку и пощекотал себя под мышкой: — Ха-ха-ха! — издевательски захихикал он. — Какие балды мне сюда гравицаппу дадут, когда за контрабандный КЦ пожизненно в эпих с гвоздями кладут? У тебя, друг, в голове мозги или кю? — Ладно. — Машков встал. — Мы сами купим. Пошли, скрипач, в открытый космос, — позвал он Гедевана и выпрыгнул из ракеты. Гедзван подхватил скрипку и последовал за Машковым. — Стойте! — Бородатый выскочил из ракеты, обогнал землян и распластался на земле перед Машковым. — Наступи на меня, родной! — взмолился он. — Извини, родной, некогда. Ты полежи тут, я вернусь и мы займемся этим делом. Машков перешагнул через Бородатого, пошел. — Извините, — извинился Гедеван перед инопланетянином, и перепрыгнул через него. Бородатый поднялся. — Ку, — крикнул он Лысому. — Стойте! Вместе пойдем! — крикнул Лысый. — Он подобрал колокольчик Машкова и побежал к землянам. — На одень! – он протянул колокольчик Машкову. — Сам одень. Тебе больше пойдет. — Что?! — Лысый захлебнулся от бешенства. — Ты кто?! Кто?! — Я пришелец, родной. — Нет! Ты пацак! Ясно?! А ты кто?! — повернулся он к Гедевану. — Я грузин. — Гедеван содрал колокольчик со своего носа. — Нет! И ты пацак! А я чатланин! И они чатлане! — он показал на дом. — Ясно, балды! — Но, но, — с угрозой сказал Машков. — Ты подбирай выражения, чатлан. — Секундочку! — к ним подбежал Бородатый. — На! Посмотри на меня! — он поднес к глазу Машкова прибор с окуляром. — Какая точка отвечает?! Зеленая? — Ну? — На него посмотри, — он нацелил прибор на Гедевана. — Тоже зеленая! И у тебя зеленая. А теперь на Уэфа посмотри! Какая? В окуляре замигала оранжевая точка. — Оранжевая! Так? — Ну? — Теперь понимаешь? — Что? — А то, что без цака тебя первый же эцилоп треклюкирует на хрен и “ха-ха-ха” скажет! — прорычал Лысый. — Почему? — спросил Еедеван. — А потому, что Плюк чатланская планета, балда! Здесь пацаки должны цаки носить и делать так: — Лысый пошлепал себя по щекам, присел и выпрямился. — Ясно?! — Не очень. Еще раз покажи, — попросил Машков. — Вот так! — Лысый снова пошлепал себя по щекам и присел и встал. — Еще разок, пожалуйста. И постарайся четко выполнять. Лысый тяжело вздохнул и опять пошлепал себя по щекам и присел. — Владимир Николаевич, родной, — прищурившись, сказал Бородатый. — У тебя дома жена, сын двоечник, за кооперативную квартиру не заплачено, а ты тут ваньку валяешь. Кончай, родной! Плохо кончится. Гедеван взглянул на Машкова. Тот задумался. — Соглашайся, родной, — мягко сказал Бородатый. — Ладно, — Машков затянулся, бросил сигарету, притушил ее ногой. — Поиграем в игры. — Давай, — он взял у Лысого колокольчик, прикрепил его к носу. Гедеван тоже прикрепил колокольчик. — Вот и молодец, — похвалил Бородатый. — Теперь вы идите, а я покараулю. А то плюкане чужие вещи любят больше, чем свои. — Пошли, — позвал Лысый. — На четвереньках? Или можно на двоих? — спросил Машков. — Здесь можно на двоих. — Ну, на двоих, так на двоих, — и Машков широко зашагал к дому. Гедеван за ним. Лысый догнал их и зашептал на ухо Машкову: — Ты свои спички им не показывай и про них не думай. Ты только кц в моей коробке показывай. — Ладно. — И больше, чем полспички, им не давай. Гравицаппа полспички стоит. — Ты ж говорил, что все надо. — Я пошутил. Они подошли к дому. Лысый вошел в окно. Машков отколупнул от стены кусочек штукатурки, потер в пальца — Пошли, пошли, — позвал Лысый.
Чердак.
— Цемент, марки триста, — сказал Машков Гедевану и они зашли в полутемное помещение, пол которого был засыпан песком. На массивных квадратных столбах лежали бетонные плиты с ржавой арматурой. В конце помещения, над железной дверью светился оранжевый плафон. Они пошли к двери. — Извините, чатлане и пацаки это национальность? — спросил Гедеван Лысого. — Нет. — Лица с других планет? — Нет. — Классовая принадлежность? — Нет. — Биологический фактор? — Нет. — А что? — Чатлане это чатлане, а пацаки — это пацаки. — Извините, а чем они друг от друга отличаются? — Скрипач, ты что дальтоник?! Зараза! — взорвался Лысый. — Зеленый цвет от оранжевого не можешь отличить?
Лестница.
Лысый открыл дверь и они оказались на лестничной клетке. Машков заглянул в проем и присвистнул. Лестница уходила вниз метров на сто, и там в глубине, на песке светился матовый шар. — Небоскреб! — сказал Гедеван. — Пошли, пошли! — торопил Лысый. Спустились два марша. Остановились перед дверью. Лысый потер ее ладонью. Дверь открылась высокая, коротко остриженная женщина, в тонком резиновом плаще. На руке у нее, на ремешке висел никелированный стерженек. На груди — прибор с окуляром. Женщина поднесла к глазу прибор и навела на Машкова. — Делайте как учил, — шепнул Лысый. Машков и Гедеван похлопали себя по щекам, присели, выпрямились, Машков улыбнулся даме и сказал: — Привет, гражданочка. Женщина смерила Машкова холодным презрительным взглядом, и кивком головы показала Машкову, чтобы он входил в дверь. А Лысому сказала: — Ку. Машков сделал шаг. Лысый схватил его за рукав и торопливо зашептал: — Пацак, они только тебя пускают. Ты, когда они тебе гравицаппу дадут, кц не отдавай, ты гравицаппу сюда неси, я проверяю. — Кю, — с угрозой сказала женщина Лысому и навела на него стержень. — Тот сразу отпустил Машкова и покорно сел на ступеньки у дверей. — А я? — заволновался Гедеван. — Господин Уэф, скажите, что мы вместе. — Ты со мной сюда садись, — сказал Лысый. — Владимир Николаевич… — Ладно. Жди меня здесь. Никуда не ходи, — сказал Машков и вошел в квартиру. Женщина закрыла дверь.
Квартира Криворотова.
Провела Машкова по длинному коридору, остановилась перед крашенной в оранжевый цвет дверью и потерла ее ладонью. Дверь легко открылась и они вошли в большую квадратную комнату с серыми цементными стенами, полом из шестигранных плит и с тремя наглухо забитыми окнами. Посередине комнаты, возле круглой тумбы, стоял сухой, высокий мужчина в ушанке Гедевана и пальто Машкова. Лицо мужчины пересекал лиловый шрам, верхняя губа была вздернута, обнажая оранжевые керамические зубы. Перед ним на тумбе стояли бронзовая кружка, пузырек с зеленой жидкостью и стальная воронка. В углу возле дверей сидел на корточках Однорукий. Криворотый смотрел; не мигая, на Машкова глубоко запавшими маленькими глазами. Женщина отошла от Машкова и присела на корточки рядом с Одноруким. — Привет, как жизнь? — спросил Машков Криворотого и засунул руки в карманы. Тот не шелохнулся. Пауза. — Чего новенького на Плюке? — Машков старался скрыть волнение. Снова пауза. Однорукий тихим коротким свистом привлек к себе внимание Машкова, и похлопав по щекам, показал Машкову, что надо присесть. — Присесть, говоришь надо? Что ж. Из уважения к присутствующим дамам. – Машков присел, пошлепал по щекам и встал. Хозяева продолжали молчать. — Вы по-русски понимаете? Если нет, пусть девушка моего чатлана позовет. Он переведет. — Не надо, — сиплым голосом произнес Криворотый. – Давай кц, будем проверять. Машков достал из кармана прозрачный коробок. — Подойди, — велел Криворотый. Машков подошел. Криворотый взял тончайшую проволочку, дотронулся ею до серы в коробке, положил проволочку в углубление в тумбе и вставил туда воронку. Потом взял пузырек, с величайшей осторожностью капнул в воронку и отскочил. Шип, свист, хлопок и воронка исчезла, оставив в потолке ровную дырку. Таких дырок там было немало. — Клади кц, получишь гравицаппу, — сказал Криворотый и кивнул Однорукому. Однорукий показал Машкову вороненый шар со штырями, пазами и шестеренкой, размером чуть больше теннисного мячика. Однорукий повернул шестеренку, шар загудел. — Извините, я насчет гравицаппы не очень специалист, дайте я ее своему чатлану покажу, -Машков показал на дверь. — Он проверит. — Сейчас. Сначала он профилактику сделает – Криворотый коротко свистнул. Однорукий встал, взял с тумбы пузырек, открыл железную дверь, за которой оказалась нескончаемая анфилада пустых комнат и ушел, прикрыв за собой дверь. Криворотый посмотрел на рукав машковского пальто. Там было белое пятно. Криворотый взял кружку, налил на рукав, потер вторым рукавом. Пятно не сходило. — Вода? — спросил Машков, глотнул слюну. — Вода. — Вода не возьмет. Это эмаль. Растворителем надо, — посоветовал Машков. — Криворотый поставил кружку на тумбу и сообщил Машкову: — Раньше я в любой язык за полсекунды проникал. Теперь столько инопланетянин на Плюк насыпалось, трудно стало работать — Растворитель я еще не понимаю. — Я вам пришлю, — пообещал Машков. — Спасибо. Помолчали. — Может вы нальете мне две бутылки воды? А я вам вот этого кц остаток, — Машков постучал по коробочку с серой. Криворотый кивнул. Женщина встала, взяла у Машкова коробочек и скрылась за дверью, куда ушел Однорукий. Пауза. Машков достал сигареты, протянул пачку Криворотому: — Курите? Криворотый молча взял сигарету, стал ее рассматривать. — «Космос» — улыбнулся Машков. — Да, — согласился Криворотый и спрятал сигарету в карман. Машков извлек из кармана кремень, фитиль и напильник, посмотрел на Криворотого, приглашая его оценить нелепость ситуации, долбанул напильником по кремню. Посыпались искры. Кремень раскололся на три части. Криворотый отшатнулся, потер глаза: — Так пожар можно устроить, — сказал он недовольно. — Извиняюсь, не освоил еще… — Машков положил космический зажигательный набор на стол. — Простите, а еда у вас есть какая-нибудь? — спросил он. — Каша. — Какая? — Рис. — Ну, давайте, так. Мне надо пять килограммов риса и две канистры воды. Канистры у вас есть? — Бочки. Полканистры. Это половину половины гравицаппы стоит. — Тогда значит четыре бочка. А я вам, соответственно, пару штук… — Машков достал из кармана коробок спичек, выдвинул ящичек, достал спичку и показал Кривороту. — Это что? — спросил Криворотый. — Это кц. — Надо снова проверять… — Проверяйте. — Криворотый повернулся к двери. — Ку. — позвал он. Никакого ответа. — Не слышат, извините. — Криворотый взял у Машкова коробок, высыпал спички на ладонь, пустую коробку бросил на пол и пошол к двери. — Подождите… — Машков хотел что-то сказать, но дверь за Криворотым закрылась. Машков подобрал коробок, положил в него оставшуюся спичку, спрятал в карман.
Лестница.
Гедеван и Лысый сидели на ступеньках. — Господин Уэф, господин Би сказал, что вы сюда прилетели. Откуда вы прилетели? спрашивал Гедеван. — С Хануда, — Хануд это страна, или планета? — Планета. — Лысый нервно поглядывал на дверь. — Чатланская или пацакская? — Пацакская. — Там вы с цаком ходили? — Да. — А как вы планеты определяете? Тоже визатором? — Если Би в клетке поет, то планета чатланская. Если я в клетке, то пацакская. — А эцилоп — это полицейский? — Эцилопп — это эцилопп. Гедеван подумал и спросил: — А по-грузински вы тоже можете проникать в сопоставление? — Заткнись, обезьяна! Сын осла! — рявкнул Лысый на чистом грузинском.
Квартира Криворотого.
Машков взял обломок кремня, положил на него фитиль и начал высекать искру. Фитиль задымил. Машков подул на него и тут услышал сухое шуршанье. Он оглянулся и увидел, как из-под дверей струится песок. Машков подошел к дверям, потянул, но дверь не открывалась. Он рванул что есть силы, дверь открылась и Машков отшатнулся — весь проем был заполнен песком. Песок хлынул в комнату. Машков выбежал из комнаты, побежал по коридору, песок преследовал его.
Лестница.
Машков выскочил на лестничную площадку, задыхаясь, спросил у сидящего на ступеньке Лысого: — Где они?! Они отсюда вышли? — Кто? — заволновался Лысый. — Ну этот. Со шрамом! — Нет. А что? — Да я ему, балда, все спички отдал! — Кю! — побагровев взвыл Лысый. — Владимир Николаевич, песок! — крикнул Гедеван. Машков посмотрел в пролет, он уже наполовину был наполнен песком и с лестниц десяти нижних этажей лился песок. Машков оглянулся. Лысого уже не было. Машков побежал вверх. Гедеван — за ним. Выбежали на чердак, в окне мелькнула фигура Лысого. Машков бросился за ним.
Дом в пустыне.
Лысый бежал по песку что есть силы в сторону от ракеты, в пустыню. Тут раздался пронзительный свист и из песка перед Лысым поднялась плоская никелированная ракета, зависла на полсекунды в воздухе и исчезла за горизонтом. — Ракета, — прошептал Гедеван. Машков подошел к Лысому. — Они? — спросил он. — Лысый медленно повернулся. Глаза его наполнились слезами. — Никогда, никогда Уэф с этого проклятого Плюка не улетит! Никогда Уэф Зетту не трэнклюкирует! Никогда! Лысый повалился на бок на песок и затрясся в рыданиях. — Ку? — крикнул бегущий к ним Бородатый. — Ку! — жалобно пискнул Лысый. — Ладно. Не реви. Осталось еще, — Машков достал из кармана коробок со спичкой. – На гривицаппу хватит, насколько я понимаю. — Мне давай! — Лысый тотчас вскочил на ноги. — Ты снова потеряешь. Балда! — он попытался вырвать коробочек у Машкова. — Спокойно! — Машков сунул коробок в карман. — Не потеряю. — Родной! Спичку быстро сюда клади! — тоже протянул руку подбежавший Бородатый. — Зачем? — Гравицаппу покупать! — Где? — В центре! — А где центр? — Там, — Бородатый махнул в сторону рукой. — Далеко? — День лететь. — А до земли, говоришь, пять минут? — Время жрут только взлет и посадка. Сам полет — миг. Клади спичку! Сам время тянешь, родной! — Ну, хорошо. Допустим, я верю, что эта ваша керосинка межпланетная. Допустим. Вопрос: :как вы собираетесь на землю-матушку нас доставить, если вы даже не знаете, в какой она галактике крутится? — Номер твоей планеты, балда, любой планетарий в центре за два чатла выдаст! Спичку давай! — заорал Лысый. — Чтобы вы нас потом песочком засыпали? — Не даешь? — с угрозой спросил Лысый. — Нет. — Это заднее слово? — спросил Бородатый. — Заднее не бывает. — Тогда вам налево — нам направо. Прощай, родной. Инопланетяне развернулись и зашагали к своему пепелацу. — Владимир Николаевич, улетят! — шепнул Гедеван. — Не улетят. Они тут за спичку удавиться готовы. Инопланетяне остановились, пошушукались. Потом Лысый крикнул: — Или вы даете нам сейчас спичку. Или мы вас меньше, чем за семь тысяч коробок на Матушку-Землю не положим. — Дадим десять тысяч. Поехали, — Машков пошел к ракете. — Секунду! — поднял палец Бородатый. — Только ты не думай, что на Матушке, ты нам «прости-прощай» скажешь и вы уйдете. — Хе-хе-хе! — Лысый пощекотал себя подмышкой. — Нет, родной, — продолжил Бородатый. — Тебя мы выпустим из пепелаца, а этого, — он кивнул на Гедевана. — Оставим. И если ты через час со спичками не придешь, мы улетает, родной. — Да! — подтвердил Лысый. — На хрен! — Ладно… Все пошли к ракете. — Извините, а где вы высадите Владимира Николаевича, — спросил Гедеван. — В пустом месте…Где пацаков нет, — сказал Лысый. — А как он там спички достанет? — Не наша забота. — Нет! Тогда вы нас до Батуми довезите! Владимир Николаевич, я дам адрес Алика… — Батуми что? — спросил Лысый. — Батуми город. Столица. — Хе-хе-хе, — Лысый снова пощекотал себя. — Нашел балдов! Хочешь, чтоб ваши пацаки там меня выловили и намордник одели? Вот! — он показал кукиш. — Ладно. В Черемушках сядем. В зоне отдыха, — решил Машков. — Там и пацаков зимой нет, от меня недалеко. — Пустые места и около Батуми есть, — возразил Гедеван. — Нету, — сказал Машков. — Был я там. Там у вас со всего мира пацак на пацаке сидит, — сказал Машков. — Это на пляже, а в горах… — А в горах колхозники вкалывают. Поехали. — Только учти, родной, — Би помахал пальцем перед лицом Машкова. — Обманешь – этот пацашенок до последнего выдоха в клетке “ы-ы-ы” будет петь. — Господин Би! — выкрикнул Гедеван. — Ни в какой клетке я петь не буду! Абсурд! — Почему? — искренне удивился Бородатый. — Соловей в клетке не поет, — объяснил Машков. — Полетели, братцы. — Что? — взревел Лысый. — Я в клетке пою, а соловей не поет?! Кто он такой, ваш соловей? — Его любой дикий воробей за секунду сделать мочь! Меня дикий воробей сделать мочь, а?! А?! — Уэф подскочил к Машкову и толкнул его в грудь. — Спокойно, — Машков схватил его за руку. — Дикий воробей тебе, чатлан, в лоб закатать не мочь, а я мочь. Учти для общего развития, родной.
Пустня.
Ракета летела над серой пустыней.
Рубка.
Машков и Гедеван сидели на динамиках. Машков дремал. Перед ним на полу стояли керамические чашки и миски с остатками каши. Би, так звали Бородатого, растелив на панели брезентовую сумку, приклеивал к ней резиновые латки. Уэфа — это имя Лысого, в рубке не было. — Две тысячи,— шепотом торговался Гедеван, держа в руке прибор с окуляром. — Три, — отвечал Би. — Две триста… — Три. — Две пятьсот. Больше не могу дать. — Можешь, родной. Гедеван покачал головой, извлек из портфеля мыльницу, открыл, вынул мыло, достал две двадцатирублевки. — Господин Би, здесь пятьдесят рублей. Спички стоят две копейки коробка. Значит две с половиной тысячи, это все, что я могу купить. — Скрипач свистит, — вдруг прозвучал в динамиках голос Уэфа. — У него чатлы есть. Гедеван недовольно покосился на овальную дверь, на которой была нарисована рука с указательным пальцем вниз, вздохнул, достал из кармана трешку и рубль, показал Би. — Господин, Би, это я не могу потратить. Это мне на проезд до Ярославля надо. — Ладно, — не открывая глаз, согласился Машков. Гедеван повесил прибор себе на шею. — Би! — крикнул из-за овальной двери Уэф. — Владимир Николаевич думает, что на Матушке он нам в лоб закатает и они уйдут! — Абсурд! — крикнул Би. — Он к двери пойдет, если оглянется, я на цаппу нажму и мы тотчас в Кин-дза-дзе окажемся. Да, родной, — повернулся он к Машкову. — Такова жизнь. Овальная дверь открылась и в рубку из тесного отсека вышел, подтягивая штаны, Уэф. Он захлопнул дверь, прошел к своему креслу, сел, поднял ногу. К подошве приклеилась зеленая латка. Уэф что есть силы потянул край латки, та не поддавалась. — Ну, что уставился? — спросил он Машкова. — Клей хочешь? — Плати еще тысячу, балда. — Скрипач, такое предложение, — не открывая глаз, произнес Машков. — Давай свяжем этих гавриков и возьмем курс на север. Гедеван подумал, спросил: — Зачем? — Так. А вдруг там Средиземное, или какое-нибудь другое море плещется. — Владимир Николаевич, ты что охренел, родной?! — встревожился Уэф. — Откуда, на Плюке моря? Абсурд! Из них давно луц сделали. — Да, родной! Не надо нас вязать! Тут, куда не лети, только песок! — горячо подтвердил Би. Машков зевнул. — Ладно. Временно внимаю свое предложение. Чатлан, — обратился он к Уэфу. — Налей еще кружку воды. Уэф подставил керамическую кружку под кран в панели, оттуда закапала мутная жидкость. — На, — Уэф поставил перед Машковым кружку. — Это пятая. — Четвертая, — поправил Машков. — Ладно, — вздохнул Уэф. — С вас теперь двенадцать тысяч коробок и девять спичек. Визатор вычти, — сказал Машков. — Визатор не берем. Уэф содрал с Гедевана прибор, спрятал его в бардачок. — Владимир Николаевич, давайте купим, — Гедеван умоляюще смотрел на Машкова. — Хоть какую-то технику привезем. — Дай им за него скрипку, если он тебе так понравился. — Как можно? Что вы? Она, наверное, очень хорошая. Рагозин заслуженный артист Удмуский. Она тысячу рублей, или даже больше стоит. Что я ему скажу? Как расплачусь? Абсурд! Инопланетяне переглянулись. — Скрипач, ложку верни, — строго сказал Уэф. Гедеван густо покраснел. — Этот пацашенок все время думает, что он первый грузинский аэронавт, и что ему Нобелевскую премию дадут, — сообщил он Машкову. А сам ложки ворует. Ну, что уставился, балда?! — рявкнул он на Гедевана. — Ложку давай. Гедеван вынул из кармана куртки медную ложку, положил на клетку. — Я хотел ее в институт цветных металлов сдать, — пробурчал, он. — Думал, может в ней какой-нибудь элемент для таблицы Менделеева есть. — Би, ты когда-нибудь видел, чтобы такой маленький пацак был таким большим Кю? воскликнул он, закатив глаза. — Небо! — с шекспировским накалом воскликнул Би. – Небо не видело такого позорного пацака, как скрипач! Я глубоко скорблю, родные! — Владимир Николаевич, трактор!
Пустыня.
Внизу по песку никем не ведомый трехколесный трактор, катил на прицепе конусообразные вагоны. За вагонами шло несколько человек с ведрами. — Что они везут? — спросил Гедеван. — Песок везут, — сказал Би. — Куда? — В другой песок. — А зачем? — Когда песок на месте лежит — он песок и больше ничего. — А когда его туда и обратно возят — это уже деньги, — объяснил Би.
Рубка.
Это точно, — подтвердил Машков. Гедеван насупился, взял куртку и открыл овальную дверь, на которой была нарисована рука с указательным пальцем вниз. — Ты куда? — строго спросил его Уэф. — Сюда… В туалет. — Деньги оставьте здесь. В туалет с деньгами нельзя. Гедеван положил деньги на футляр и вошел в тесный железный отсек, закрыв за собой дверь. Сверху опустилась тяжелая стальная штора.
Рубка.
Гедеван расстегнул ремень, спустил брюки, достал из кармана курточки металлический кубик, гайку, камушек, расстегнул молнию на карманчике плавок, все добро спрятал в карманчик, извлек из другого кармана куртки щепотку песка, засыпал его в карманчик плавок, закрыл молнию, поднял штаны, застегнул ремень, нагнулся, попытался поднять стальную штору. Шторка не поддавалась. Гедеван выпрямился и огляделся. Везде почерневшего зеркала из стены торчали три рычажка. Гедеван осторожно переключил первый, свет в рубке замигал. Шторка не шелохнулась. Гедеван вернул рычажок на место и осторожно переключил второй рычажок — свет погас. Тогда Гедеван быстро вернул рычажск на место, свет зажегся. Гедеван осторожно попробовал третий рычажок, в унитазе защумело, стальная шторка медленно поднялась и… в отсек хлынул ослепительно солнечный свет.
Катапульта в песках.
Гедеван зажмурился. Открыл глаза и увидел перед собой синее небо и сверкающий песок. На песке метрах в пяти перед Гедеваном стояло существо с хоботком вместо носа, с прозрачными ушами, в куртке, в коротких штанах. На спине — скатка. В руке оно держало целлофановую сумку Машкова. — У-у-у, — загудело существо, покрутив хоботком. Гедеван быстро опустил шторку. — Так. Спокойно, — сказал он сам себе. — Он закрыл глаза, постоял некоторое время. Потом снова переключил рычажок. В унитазе опять зашумело. Шторка поднялась. Существо исчезло, ветер заметал следы, которые вели к одиноко торчавшей из песка бетонной трубе. — Дядя Вова, — тихо позвал Гедеван. Он нерешительно ступил из отсека, посмотрел на небо и увидел удаляющийся пепелац. — Дядя Вова!!! — закричал Гедеван и побежал за ракетой.
| |
* * *— Кц очень дорогое, родной... — Почему? — Ну вот у вас, на Земле, как вы определяете, кто перед кем сколько должен присесть? — Ну, это на глаз. — Дикари! Послушай, я тебя полюбил, я тебя научу. Если у меня немножко кц есть, я имею право носить жёлтые штаны. И передо мной пацак должен не один, а два раза приседать. Если у меня много кц есть, я имею право носить малиновые штаны, и передо мной и пацак должен два раза приседать, и чатланин ку делать. И эцелоп меня не имеет права бить по ночам, никогда... — У меня такое предложение, родной. Ты нам спичку сейчас отдашь, а мы тебе потом жёлтые штаны привезём, идёт? — Спасибо, у меня есть уже, может Скрипачу надо? Скрипач! Тут инопланетяне штанами фарцуют... Жёлтые, нужны тебе? — А Скрипача нет, родной... — Как нет? — Я его катапультировал. — А ты не волнуйся, Владимир Николаевич, у нас другая катапульта есть. Новая. Эта всё-равно испортилась. — Не понял... — Я на капу нажал — он улетел. А Скрипач не нужен, родной, он только лишнее топливо жрёт... — Разворачивай! — Нельзя... — Луц кончился. На луцеколонку надо лететь. — Разворачивай! Сейчас сожгу это кц нахрен! * * *— Гедеваа-аан! Скрипа-ач! Скрипач! Ну куда он мог деться? — Ну тебе же говорят — его эцелопы выловили. — Ну полетели, родной. — Убить вас мало!.. Связывайся по рации с эцелопами! — Рации у нас нет, мы её выкинули. — Я сейчас приду, проверю... — Эцелоп! — Цак одень, быстро... Цак одень. — Перебьётся. — Ку! — Ку. — Одень, транглюкирует. И тебя, и спичку. — Ку. — Ку? — Здравствуйте. Слушай, друг, мы тут парнишку потеряли, не попадался? — Ку-у? — Чего? — О! Извини, забыл... Говорят, вы подобрали его. — Ку-у... Ку. — Я говорил, Скрипач не нужен? Я говорил? На что теперь луц купим? На что? На что? — Ну и зараза же ты, родной... — Он хуже. Он просто кю. * * *— Ааахыы... Ааа... Ыыыыы... Ыыыыы... — Тьфу! — Ыыыыы... Ыыыыы... — Такое предложение. Находим Скрипача, летим к местному правительству... — Принеси песочку, родной... — Говорим, кто мы, откуда... Они нам гравицапу дают, а мы организуем взаимовыгодную торговлю — вы нам штаны жёлтые, а мы вам кц сколько хотите. — К правительству лететь — гравицапу надо иметь, правительство на другой планете живёт, родной. * * *— Дядя Вова! Я здесь! Здесь... * * *— Скрипач! — Что! — А где... Мой этот, как его... — Цак? — Ну? — У меня. — Так дай его! — А здесь зачем? — Ну дай, тебе говорят! — Нет же никого... Это мой. — Так и держи его наготове. * * *— Спишь? — Нет. — Не унывай, Скрипач. Если есть на этом Плюке гравицапа, так достанем. Не такое доставали... Спокойно! Э! Стой! — Ку! — Слушай, подбрось до центра! — Пацак, остановись. — Чего? — Ближе не подходи. Что надо? — До центра подвези!.. — Три чатла. — Нет денег! Но мы отработаем! — Что ты можешь? — Я? Я всё могу! — А короче?.. — Владимир Николаевич строитель, прораб, мы вам дом построим! — А ты что можешь? — Я? — На скрипке умеет играть! — Сыграй... Сыграй. — Я не умею! — Пока, пацаки. — Гражданочка! Подожди! Я умею! — Играй! — Здесь? — Там! — Подожди... Звук сделаю... Играй. И пой. — Ща, ща... Как это... Мама, мама, что я буду делать... — Класс! — Чего? — Класс, говорю. — Народу нравится. — Чего? — Народу нравица! |
Рубка.
— На, — Би поставил перед Машковым две большие сумки, — Двадцать тысяч коробок влезает? Или еще сделать? — Сколько? Откуда ты двадцать тысяч набрал? — Воду пили? Пили! — ехидно спросил Уэф. — Пили! Кашу жрали? Жрали! Катапульту катата. — Братцы, — перебил его Машков. — Давайте реально. У меня с собой рубль сорок. Вот сколько на них куплю спичек, столько и принесу. И баста. Больше мне негде взять. — А вот еще пятьдесят, — Уэф показал на оставленные Гедеваном деньги. — Это раз! У Люськи на книжке триста пятьдесят чатлов на холодильник лежит. Это два! И ты еще к Брюшкиной в ремонтконтору можешь сбегать. Это три! Кончай мозги пудрить, пацак! — Владимир Николаевич, такое предложение, — доверительно сказал Би. — Мы тебя выпустим, а скрипку оставим. Когда ты спички принесешь, мы тебе ее подарим. Ты скрипку загонишь и у тебя большой навар будет. Небо видит, что мы очень, очень мало просим, родной. Машков поскреб подбородок: — Вы уже и про Брюшкину… Слушайте, телепаты, зачем вам столько спичек? — переменил он тему. — Вы что планету хотите взорвать? — Какой балда кц на планету тратить будет? — Планету тренклюкатором трэнклюкируют. В тысячу раз дешевле! – возмутился Уэф. — Кц — очень дорогое, родной. — Почему? — Кц — это положение в обществе, родной, понимаешь? — сказал Би. — Не очень. — Ну, как тебе объяснить? Что у вас на земле очень ценится? Что земляне пацаки покупают и прячут? Машков пожал плечами: — То, что очень дорого стоит. Верно? — Ну? — И за что их потом остальные пацаки уважают? За то, что у них есть то, чего у других нет. — Так? — Ну,… это смотря где… А кц это что, сера или селитра? — Кц — это кц, — сообщил Уэф. — Когда у меня один грамм кц есть, тогда желтые штаны носить мочь. И передо мной пацак не один, а два раза должен приседать и “ку” говорить. Ясно? А если у меня два грамма кц есть, я малиновые штаны носить мочь, и меня энцилопп ночью не имеет права бить. А если я больше трех грамм кц спрятал, то передо мной и чатланин не чатланской планете должен приседать и “ку” говорить. Ясно? — Но это государственная монополия, родной, это очень строго. Поэтому ты свою спичку спрячь и не думай про нее. За контрабандный кц пацака трэнклюкирует на месте. Понимаешь? — Пацак, такое предложение, — прищурился Уэф. — Ты спичку сейчас нам давай, а мы тебе потом желтые штаны привезем. Идет? — Спасибо, но у меня уже есть, — Машков подтянул брюки. Под ними оказались желтые кальсоны. — Может скрипачу нужны. Скрипач! — позвал он. — Тут инопланетяне штанами фарцуют. Тебе желтые нужны?… Скрипач, ты слышишь? — А скрипача, нет, родной, — сказал Би. — Давно, — подтвердил Уэф. — В каком смысле? — Машков посмотрел на овальную дверь. Над дверью тревожно мигал зеленый плафон. — Я его скатапультировал, — сказал Уэф. Машков встал, открыл дверь. Под нею плыл песок. — Пацак, ты не волнуйся. У нас запасная катапульта есть. Новая, — сказал Уэф. — А та уже все равно испортилась. — А где… — Машков не смог договорить. — Я кнопку нажимал и он улетел на хрен, — улыбнулся Уэф. — Скрипач не нужен! Он только топливо лишнее жрет. — Да, такова жизнь, родной, — вздохнул Би и глаза его увлажнились. — Небо видит, как я скорблю. — А ну, разворачивай! Быстро! — заорал Машков. — Не можем уже, родной. Топливо кончается, — Би постучал по прибору на панели. – На луцеколонку надо лететь. Машков огляделся. Поднял с пола чугунок. — Разворачивайте, гады! Руки, ноги повыдергиваю!
Катапульта в песках.
— Скрипач!… Скрипач! — звал Машков, стоя у пустой катапульты. — Ну, куда он мог деться?! — Его, наверное, эцилоппы выловили… Полетели, родной, — сказал Би. Он и Уэф стояли в дверях пепелаца. — Убить вас мало! Давай срочно запроси по рации этих ваших эцилоппов! Где он?! – заорал Машков. — Ну! Кому говорят?! — Рации у нас нет. Мы ее выкинули, родной, — вздохнул Би. — Врешь. — Нет, родной. В ней все время кричали: “Помогите-помогите-погибаю! Помогите погибаю!” А мне всегда всех жалко. — Эти плюкане совсем совесть не имеют, — сказал Уэф. — Знает, зараза, что бесплатно никто не спасет, а все равно будет орать, чтобы всем хорошее настроение пудрить. — Эцилопп! — испуганно воскликнул Би. В небе над бетонной трубой завис большой черный летательный аппарат. От него отделился маленький аппарат с мигалками и пошел на посадку. — Пацак! Цак одевай! — истерично крикнул Уэф Машкову. — Разбежался! — скрипнув зубами, процедил Машков. Би прицепил колокольчик к носу, выпрыгнул из ракеты и кинулся к Машкову. — Владимир Николаевич, родной, одень цак! Иначе он трэнклюкирует тебя. И спичку! — взмолился он. — Посмотрим! — Машков засунул руки в карманы брюк. Большой аппарат полетел над пустыней, а маленький бесшумно опустился около трубы. Дверь откатилась и на песок выпрыгнул эцилопп — приземистый кривоногий мужчина в черном резиновом трико, в черном резиновом колпаке, на макушке которого крутилась мигалка. На руке у эцилоппа висел стерженек. Уэф и Би пошлепали себя по щекам и подобострастно присели перед эцилоппом. Эцилопп посмотрел на Машкова через визатор, усмехнулся, подошел к нему и направил на него стержень. — Ку! — жалобно пискнул Уэф. Он упал на песок, быстро пополз к эцилоппу и попытался поставить его ногу к себе на голову. Эцилопп носком резиновой тапочки поднял голову Уэфа и сказал мягко: — Ку-ку. Уэф поднялся, полез в карман, вынул две монеты, протянул эцилоппу и лучезарно улыбнулся. Эцилопп снова навел стерженек на Машкова. Уэф вздохнул, вытащил из-за пазухи пластиковый мешочек и достал оттуда еще две монеты. Эцилопп помотал головой. Уэф тяжело вздохнул и отдал ему все. Эцилопп спрятал деньги в карман, повернулся к Машкову и сказал строго: — Ку! — Ну что кукукаешь? Скажи лучше, тут парнишка был. Где он? Куда вы его дели? — свирепо спросил Машков. — По хорошему спрашиваю? Эцилопп недобро улыбнулся, оскалив зеленые керамические зубы, навел стерженек на бетонную трубу, нажал кнопку и труба, будто срезанная бритвой, рухнула. — Цак! — ласково сказал эцилопп и ткнул стержнем в живот Машкова. Машков, играя желваками, достал из кармана колокольчик, прицепил его между ноздрей и, приблизив лицо к эцилоппу, замычал: — Му-у-у! Эцилопп отскочил и ударил Машкова стержнем по голове. Машков упал. — Му-у, — улыбнувшись, передразнил Машкова эцилопп. Сел в машину, развернулся. Въехал в ракету. Дверь захлопнулась и ракета, сверкая мигалками, взвилась в небо. Машков поднялся, потряс головой. Колокольчик зазвенел. — Небо, небо не видело такого кю, как ты, Владимир Николаевич! Все что мы накопили, ты в эцилоппа положил! — с горьким упреком сказал Би. — Владимир Николаевич, ты кю, родной! — Я говорил, скрипач не нужен! Говорил?! Вот результат! — брызгая слюной, завопил Уэф. — На что теперь луц купим?! Говори, балда, на что, а?! Машков дрожащей рукой сунул в рот сигарету, достал из кармана коробок, чиркнул, прикурил от единственной спички! Последней! Уэф побелел и взялся за сердце. — Пацак,,.. а… а… — он хотел выругаться, но воздуха не хватило и инопланетянин без памяти рухнул на песок. Слезы покатились по лицу Би. — Небо! Небо не хочет, чтобы я когда-нибудь свой родной, любимый Хануд купил! – воздев руки к небу, воскликнул он и подхватив Уэфа под мышки, поволок его к пепелацу. Машков пошел за нии. Слушай , Би, чего вы паникуете? А вот, — Машков показал спичечный коробок. — Ведь тоже кц, наверное, — он постучал пальцем по боковине коробка. — Это не кц! Это кю! — глотая слезы, воскликнул Би, — Помоги. Машков взял Уэфа за ноги и они с Би стали запихивать чатланина в пепелац. Такое предложение, — сообразил Машков. — Разыщем скрипача и полетим к местному правительству… Скажем, откуда мы, кто… Дадут нам эту, как ее… гравицаппу. Взаимовыгодную торговлю можно организовать. Мы вам кц, вы нам… — На хрен… — встав на четвереньки, слабо впговорил Уэф и пополз в рубку. — К првительству лететь — гравицаппу надо иметь. – Би залез в ракету. — Правительство на другой планете живет. — Би выкинул на песок портфель и скрипку. — Прощай. Такова жизнь, родной, — вздохнул он и захлопнул дверь. — Стой! Куда вы?! Загудел мотор. Лопасти винта закрутились. И пепелац улетел. Машков сел на обломок трубы. Задумался. Так он сидел долго. Потом спрятал погасший чинарик в печку, встал, взобрался на обрез трубы, огляделся. Кругом пески, пески… И вдруг: — Дядя Вова! Машков замер. Оглянулся. Из открытого люка среди обломков трубы торчала голова Гедевана.
Подземелье.
Машков и Гедевая с вещами шли по освещенному матовым светом туннелю. — Вот! — возбужденно шепнул Гедеван, когда они свернули за угол. В нише стоял летательный аппарат на высоких ножках. — Пепелац? — тихо спросил Машков. — Наверное… Пойдемте, там еще что-то есть! — Гедеван был очень возбужден. Прошли еще метров двадцать. Гедеван остановился. — Вот! — он показал на стену. — Тот с вашей сумкой, такой же был! На стене был высечен барельеф: существа с хоботком катаются на карусели. — Пойдемте! Это еще не все! — позвал Гедеван. Пошли. — А людей ты тут не встречал? — спросил Машков. — Сейчас сами все увидите, — загадочно улыбнулся Гедеван. — Одень цак, — потребовал Машков. — Зачем? Тут можно так. — Одень! Гедеван неохотно нацепил колокольчик. Свернули в узкий коридор.
Мастерская.
Здесь! — шепнул Гедеван и открыл асбестовую дверь. Они вошли в закопченное помещение с низким потолком. Вдоль стен на крюках висели брезентовые маскхалаты. На полу валялись кисти, обрезки материи, резины, пластика. Возле обитой медными пластинками, двери стояли чаны с краской и большой чугунный аппарат, напоминающий ножную швейную машинку без кожуха. — Теперь — смотрите! — прошептал Гедеван и переключил вмонтированный в стену рубильник. Тихо заскрежетала плюканская музыка. Медная дверь бесшумно растворилась и в комнату, пританцовывая, вошла изящная девушка в серебристом плаще. В руке она держала керамическую пиалу. — Ку-у, — нежно пропела девушка, остановившись перед землянами и грациозным движением дотронулась пальчиком до своей высокой прически. — Ку, — сказал Гедеван и похлопал себя по голове. — Знакомьтесь, это Владимир Николаевич, -представил он Машкова. — Здравствуйте, — Машков тоже пошлепал себя по макушке. — Ку-у-у, — снова пропела девушка. Она взяла из пиалы шепотку песка, подняла руку, запрокинула голову и струйка песка полилась на ее лицо. — Чего она говорит? — тихо спросил Машков Гедевана. — Песок хвалит. — Ку! — девушка откинула пиалу и закружилась в плюканском танце. — Спроси: это ее ракета там стоит? — шепнул Машков. Сейчас. Девушка, скажите, пожалуйста, — Гедеван пошел к танцовщице. И… прошел сквозь нее. Машков оторопел. Гедеван сиял. — Видели, смотрите! — Гедеван провел рукой. Рука беспрепятственно пересекла девушку. -Это объемное видео! – крикнул он. — Переключите вниз. Там еще лучше программа идет! Машков нерешительно передвинул рычаг. Музыка смолкла. Видео-чатланочка исчезла. — Ы-ы-ы… — вывел трели сильный драматический тенор и в комнату стремительно вошел кучерявый мужчина в сиреневых галифе и куртке с ажурными резиновыми кружевами. За ним, на четвереньках, поспешал безволосый толстяк с колокольчиком между ноздрей. Оба проскочили сквозь Гедевана и затормозили перед Машковым. — Ку! — Кучерявый дотронулся до плеча Безволосого, показал ладонь Машкову, крикнул: «Ку!» и взял на самой высокой ноте: “Ы-ы-ы”. — А этот, что хочет? — спросил Машков. — Это не то! Дядя Вова, еще чуть ниже переключите! — попросил Гедеван. Машков переключил. Кучерявый с Безволосым исчезли. — Ку! — раздался грозный окрик и в комнате появился нечесанный малый в брезентовом плаще. — Эх! Это тоже не то! Дайте я сам. Тут такие девушки… Вах ! Гедеван хотел пройти сквозь малого, но наткнулся на него. Малый оказался из плоти. — Кю! — выругался Малый. — Извините, пожалуйста! — Ку! — Малый показал гостям, чтобы они убирались. — Секундочку! Товарищ, это ваш пепелац там стоит? — спросил Машков. — Ку! — Малый снова указал на дверь и поднял с пола железный прут. — Спокойно! Не торопись, родной! Такое предложение! Мы пацаки с планеты Земля. У нас там кц — во! — Макшов провел ребром ладони по лбу. — Если ты доставишь нас на Землю, мы дадим тебе столько кц, сколько сможешь увезти. Идет? — Детина опустил прут: — Покажи кц, — попросил он. — Нет с собой. Все дома осталось. Там! — Машков показал пальцем на потолок, — Вот только коробка от кц. На, смотри! — он достал коробок из-под спичек. — Видишь? — Пойдем, — сказал Малый и вышел в коридор.
Они шли по тоннелю. Извините, то что мы видели — это голография? — спрашивал Гедеван Малого. — Нет. Это Пж, — ответил Малый и свернул в узкий коридор. — Э… Гражданин! Господин чатлан! — позвал Гедеван. — Чего? — Извините, но пепелац там, — Гедеван показал в обратную сторону. — Там чужой. Мой тут, — сказал Малый и нажал на кнопку. Стена раздвинулась, за ней оказалась пустыня.
Ворота в пустыне.
Малый показал, что надо выходить. Гедеван ступил на песок. Машков задержался. — Слушай, — сказал он. — Только учти, мы номер свой не знаем. — Учту,— кивнул Малый. — Иди. Машков повернулся. И тут получил сильный пинок под зад. Он пробежал несколько шагов и упал в песок. Ворота с лязгом сомкнулись. — Так! Спокойно! — Машков вскочил, кинулся к воротам. Хотел было раздвинуть их, но тут же отдернул руку. — Дядя Вова! — крикнул Гедеван. — Спокойно! Этот гад электричество включил! — Железная дорога!
Железная дорога.
По пустыне по ржавым рельсам катила железнодорожная платформа. На платформе на четырех медных столбиках покачивался пластиковый гамак под навесом. Рядом стояла никелированная клетка, В клетке на подушечке сидела темнокожая девушка с колокольчиком в носу. Она прозрачной леской зашивала дыру в полосатой майке, похожей на морскую тельняшку. От клетки к гамаку тянулась веревка, на которой висели резиновые колготки и прочее из женского туалета. — Стой! Стой! — Машков и Гедеван, звеня колокольчиками, бежали наперерез платформе. Платформа остановилась. Девушка вышла из клетки, закрутила маленькую изящную кофемолку, завиляла бедрами и запела: — Ы-ы-ы-ы., — Не планета, а сплошная филармония, — задыхаясь, проворчал Машков. — Ку! — выдохнул он, подбежав. Присел и выпрямился. — Приседай! — велел он Гедавану. — Зачем? Она тоже пацашка, — запротестовал Гедеван. — Или, вообще видео. Я же говорил: визатор надо купить! Девушка, извините, вы кто? Девушка перестала петь и сказала низким грудным голосом: — Два чатла плати за выступление. — Извините, нету, — смутился Гедеван. — Хамство, — вздохнула девушка и платформа поехала. — Стой! Погоди! — Машков побежал за платформой. Платформа затормозила. — Что надо? — хмуро спросила актриса. — Девушка, вы куда едете? — А твое какое дело? — Она не видео, — сказал Гедеван. — Довези нас куда-нибудь, — попросил Машков. — Чатл, — девушка протянула руку. — На, часы! — Пока. Платформа снова двинулась. Земляне побежали за ней. — Девушка, возьми нас, а я отработаю! — кричал па ходу Машков. — А что ты умеешь? — Все! Я строитель! На бульдозере могу! На кране! Ну, там, ремонт… Профилактика! — Это никому не надо. — Возьми! Я платформу толкать буду! — Зачем? Она сама едет. А ты что-нибудь умеешь? — крикнула она Гедевану. — Я? Я английский знаю! Французский слабо! – перечислял Гедеван, бегущий. – По шахматам у меня первый разряд. По пингпонгу второй. Стихи пишу… — А, ну вас в болото! — махнула рукой девушка. — Нашли дурочку! Платформа прибавила скорость. — Стой! — заорал Машков. — Деловое предложение! Платформа остановилась. — Мы выступать с тобой будем! Я петь, плясать. Скрипач на скрипке сыграет. — Сыграй, — сказала девушка Гедевану. Гедеван покраснел. — Я не умею, — виновато сказал он. — Я умею! — Машков вырвал футляр у Гедевана, вынул скрипку и смычок, футляр бросил на рельсы. — Дядя Вова! Чужая скрипка! — Спокойно, скрипач! И Машков зажал скрипку подбородком, нещадно фальшивя, запиликал нехитрую песенку, которую разучивают в начальных классах детских музыкальных школ. — Тихо! — остановила его артистка. Взяла “кофемолку” и приказала: — Давай сначала. Машков заиграл. Девушка крутанула ручку “кофемолки” и из невидимых динамиков полилась музыка, по отвратительности звучания сравниваемая лишь со звуком бритвы, проводимой по стеклу. — И пой, — велела девушка. — Сейчас! Как там? Ага, вот: — Машков запел, подыгрывая себе на скрипке: Мама, мама, что я буду делать? Мама, мама, как я буду жить? У меня нет теплого пальтишки, У меня нет теплого белья. — Ы-ы-ы, — хрипло взяла девушка и затряслась. Машков перестал играть. — Сойдет? — робко спросил он. — Ты садись, — сказала ему актриса. — А ты… — она посмотрела на Гедевана, задумалась. Я барабанить могу, — пробурчал Гедеван и покраснел. | |
* * *— Ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ыыыы... — Ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ыыыы... — Ы! Ы! — Ы! — Ы! Нет... — Дайте, я барабанить буду. — Как? — Там-тыдибидидим пидибидидам пидибидибим пидиби-дам-дам-дам тибиди... — Прораб! Скрипач не нужен! — Ничего, он не помешает. Дай нам водички попить, а? — Я же сказала, после выступления. — А мы бы и так могли взять. Силой. Тогда бы ты у нас просила. — Оо! Дотронешься — эцелоп прилетит, ноги выдернет. — Да чихал я на вашего эцелопа! — Спокойно, Скрипач, не раздражай даму... — Прораб! Уууу-ы-уууу. Гляди. Ыку-ыку-ыку-ыку ыку-ыку-ыыыы. Ыку-ыку-ыку-ыку-ыыыы. — Ну я понял, понял. Понял. Слушай, у тебя нет кого-нибудь с гравицапой и пепелацем. — Зачем? — Ну, подбросил бы нас на Землю, мы б тебе ящик кц, и ему... — Ээ! — Я понимаю, у вас не верят словам, ну вот что я сейчас думаю. — Что твоя жена по моргам звонит. — Нет, вот что конкретно сейчас думаю. — Что отдашь. — Ну, значит правда. — Какой дурак на Плюке правду думает? Абсурд. — Вот потому, что вы говорите то что не думаете, и думаете то, что не думаете, вот в клетках и сидите. И вообще, весь этот горький катаклизм, который я здесь наблюдаю, и Владимир Николаевич тоже... * * *— Сказано пацакам в клетке выступать, значит надо в клетке. Чё выпендриваетесь? — Ничего, родная, мы тут рядышком попоём. — Ну залезайте же, он нас засёк, тринглюкирует! — Мы не звери. — Что??? Нет, ты войдёшь сюда! — Отпусти! — Э! Э! э! — Войдёшь! — Постой! — Войдёшь! — Кюю! — Кууу! — Ну залезайте, он нас расплавит! — Ладно, зайдём, Скрипач. Раз так просит. Заходи. — Раз, два, три... — Пляшите! — Пляшите... Ы-ку, ы-ку... — Знаешь, что, ищи себе другой ансамбль... Дядя. — Что???... Я щас. — Надо сматываться. Мальчики, толкните телегу, а то здесь подъём. — А вот это всегда пожалуйста. Газуй! — Пока, гадёныши! — Я скажу всем, до чего довёл планету этот фигляр ПЖ! Пацаки чатланам на голову сели! Кю! * * *— Ну что? Всё цело? — Одеколон украла. — Женщина... Ну-ка... Что тут, свинец что-ль у тебя? — Дайте я, дядя Вова. * * *— Даже не знаю, в какую сторону смотреть. Где Земля? * * *— Галина Борисовна! Мы с товарищем Машковым, как пацаки, могли получать два чатла за выступление, это максимум. Вода, луц и штрафы эцелопам — это минимум чатл в день. А гравицапа стоит пол кц! Это две тысячи двести чатлов. Делим на 365, вычитаем субботу-воскресенье, получаем 6. Значит раньше, чем через шесть лет я никак не мог вернуться! — Всё это хорошо, Гедеван Александрович, но это слова. А где доказательства, что вы явились из космоса, а не продали скрипку, как это утверждает профессор Рогозин, и не функционировали всё это время в дискотеке, в Гаграх? — Вот минерал. Вот чатл. Вот цак. А гайку и песок я приложил к объяснительной записке и сдал в деканат Раечке, чтобы она отослала в Юнеско! — Куда? — В Юнеско. — Вы взрослый человек, Гедеван Александрович. Вы проучились один семестр и исчезли на годы! Объявились! С каким-то камешком, с каким-то обломком кавказской керамики и колокольчиком от донки! А претендуете на... Ну, и к тому же, если вы способны музицировать, то почему вы не принимали участия в нашей курсовой самодеятельности? Вы извините меня, Скрипач, но это элементарное ку! |
Железная дорога № 2.
Оранжевое солнце висело над горизонтом, косыми лучами освещая пурпурные пески Плюка. Платформа бесшумно, как во сне, катилась по рельсам. Девушка сидела в клетке на подушке, земляне, — перед ней на курточке Гедевана. Голову Гедевана украшала пилотка из газеты. Машков мастерил вторую. — Цан, а можно еще на скрипке, как на мандолине сыграть. — предложил Гедеван. Он взял скрипку, проверил пальцем строй, — Дядя Вова дайте спичку, пожалуйста. Машков посмотрел на него. — Извините, забыл, — вздохнул Гедевай. — Ничего, я ногтем. Гедеван заиграл “Сулико”. — Не надо. Отсебятина. Маму будем петь, — сказала Цан и улыбнулась Машкову. Машков закончил шапку. Надел. — Цан, посмотри, а вот Батуми, — Гедеван показал пальнем на фотографию на сгибе газетной пилотки Машкова. На фотографии был запечатлен колхозник на фоне чайной плантации. Бату-у-ума, — мягко повторила Цан, глядя в глаза Машкову. — Нет, Батуми — это город. А это, -Гедеван похлопал Машкова по плечу, — Владимир Николаевич. — Дядя Вова, — нежно сказала девушка. — А меня зовут Гедеван, — сказал Гедеван. — Ты говорил, скрипач, — напомнила Цан и подмигнула Машкову. — Цан, у тебя воды не найдется? — спросил Машков. — Найдется, — ласково ответила девушка. — Угостишь? — Угощу потом. После выступления. — Ясно. — Машков открыл портфель, вынул пучок травы и нож. — Высушим, покурим. Не возражаешь? — спросил он Гедевана. Что вы?! Пожалуйста!— Цан, это грузинская трава киндза. — Кин-дза-дза, — поправила Цан. — Нет, Цан, — улыбнулся Гедеван. — Кин-дза-дза — это ваша галактика, а киндза — это наша трава. Вах! Как я раньше не додумал? Владимир Николаевич, а может это не совпадение, а? Может кто-то из наших когда-то в древности уже прилетал сюда и отсюда это название? А что? Почему нет? — Из Батуми прилетал, — сказала Цан и снова подмигнула Машкову. — Нет, почему обязательно из Батуми… Это ж так… Гипотеза… Машков положил траву на футляр и стал нарезать ее на узкие полоски. — Цан, извини, а вот такие, с хоботками, это кто? — спросил Гедеван. — Никто. Фитюльки. — В какой смысле? — Во всех. Болтают, что они тут раньше до плюкан жили. — Но это так… Треп. — Цан, а еда у тебя есть? — спросил Машков. — У меня все есть, дядя Вова, — многозначительно сказала Цан. — Дядя Вова, шлюпка! — сказал Гедеван. Впереди на песке полусгнившая шлюпка. — Скоро будем выступать. — Цан прикрепила колокольчик к носу. Машков и Гедеван последовали ее примеру. — Цан, если тут раньше море было, почему ракушек нет? — спросил Гедеван. — Из них луц сделали. — Чем думали эти плюкане, когда все уничтожили. Как тут можно жить? – возмутился Гедеван. — Лично я довольна, что меня сюда занесло, — сказала Цан. В этой галактике Ки лучше, чем Плюк планеты нет. — А что на твоей Зетте еще хуже было? — Воздух. — Воздуха не было? — Был, Но не у всех. — Как это? — поднял голову Машков. — А так. У кого есть чатлы, тот покупает кусок воздуха. — И это его воздух. А если я подышала его воздухом, то мне надо платить, — Цан выразительно посмотрела на Машкова. — Вот так-то. — Катер! — воскликнул Гедеван. — Впереди из-за бархана показался катер. — А как определить, где чей воздух? — спросил Машков. — Ну вот, смотри. Вот твой участок воздуха. Вот его. А между ними безвоздушное пространство. Элементарно. — А у кого денег нет, тот чем дышит? — А тот не дышит. Тот последний выдох в шарик выпускает. — Ну ладно, приехали… Приготовились! — Цан взяла кофемолку, встала. — Играем, как репетировали. — Буксир, — сказал Гедеван. Машков аккуратно собрал нарезанную траву, спрятал ее в нагрудный карман и взял у Гедевана скрипку и смычок. Гедеван поднял футляр.
Катер.
Платформа остановилась у катера. Это был ржавый большой буксир со свежевыкрашенной оранжевой рубкой. Поломанная мачта, упиралась в фальшборт, лежала клотиком на песке. К фальшборту был привязан большой серый шарик. — Заходите, ребята, — позвала Цан, освобождая место в клетке. — Цан, в клетке мы петь не будем. Это унизительно, — твердо сказал Гедеван. — И тебе не позволим! Выходи! Пусть попробует кто-нибудь что-то сказать. Я с ним поговорю! — Кю! — раздался истеричный вопль и их рубки на палубу выскочил взъерошенный, небритый мужик, с лицом помятым, как привокзальный пирожок. — Кю! Кю!Кю! — завизжал Пирожок, поглядев на артистов. Он двумя руками содрал привязанный к борту серый шар и сжал его руками. Шар с шумом лопнул. Пирожок бросил на палубу остатки и скрылвя в рубке. — Чего он сказал? — спросил Машков. — Говорит, чтобы мы не выступали. У него башка болит. Ребята, подтяните телегу, а то тут подъем, — попросила Цан. Машков положил скрипку на платформу, соскочил на шпалы и приналег на платформу. Та не двигалась с места. — А шарик зачем он раздавал? — спросил Гедеван. — Потом расскажу, Ты, скрипач, не филонь! Помоги дяде Вове,— сказала Цан. Гедеван спрыгнул, но не успел он прикоснуться к платформе, как та быстро покатилась. — Привет, ребята! — крикнула Цан и выбросила на песок скрипку, портфель и футляр. Платформа, развив скорость, мгновенно превратилась в точку в далекой перспективе рельс. — Уехала, — удивился Гедеван. — Такова жизнь, родной, — сказал Машков голосом Би и пошел за вещами. — Кю! — из рубки выскочил Пирожок с тяжелой чугунной трубой в руках и провел невидимым лучом по рельсам. Рельсы запузырились и растеклись по песку. — Кю! — Пирожок провел трубой у себя под ногами. — Лазер, — шепнул Гедеван. — Здоровайся! — в панике шепнул Машков Гедевану. — Присел, хлопнул себя по щекам и крикнул: — Ку! — Ку! — пустил петушка Гедеван и зашлепал себя по щекам нещадно. Пирожок наконец обратил внимание на землян. — А где еще одна штука? — спросил он, тяжело дыша. — Уехала и нашу клетку увезла. Ку, дорогой! Ку! – Машков снова похлопал себя по липу и присел. Пирожок вздохнул, положил трубу на борт и задумался, глядя на землян тяжелым свинцовым взглядом. Помолчали. Вдруг раздался скрип, скрежет и корма катера, развалившись, грохнулась на песок. Пирожок мельком взглянул на обломки и, вернувшись взглядом к землянам, начал бить по фальшборту пальцем и размеренно выговаривать: — Идите и передайте Пж, что Кырр был вынужден трэнклюкировать шарик своего отца, чтобы его последний выдох не видел, как на Плюке пацаки перед стопроцентным чатланином без клетки хотели петь. — Слушаюсь! — козырнул Машков. — За мной, скрипач! – и зашагал по рельсам. — Есть! — крикнул Гедеван и побежал за Машковым. — Стоять! — грозно крикнул Пирожок. Земляне застыли. — Передайте ему, что не для того мы его выбрали, чтобы он спокойно смотрел, как каждую ночь над моей головой висела и нахально светилась эта пацакская планета Зетта! – Пирожок показал на небо. — Слушаюсь! — сказал Машков. — Есть! — крикнул Гедеван. — Стоять! И передайте этому клоуну, что если он не приступит к тренклюкации,. то я… Хотя нет! Я ему сам все скажу! — Пирожок по трапу спустился о катера, взял трубку на плечо и зашагал по песку навстречу заходящему солнцу.
Шпалы.
Смеркалось. Машков и Гедеван топали по шпалам, — Все должно развиваться в естественной гармонии, — говорил Гедеван. — Нет, дядя Вова? — Да. Коли есть рельсы, то должен быть и вокзал. — Нет, я о чем говорю… Лично я считаю, что техническая мысль не должна бежать впереди общественного сознания. Иначе плюкановский абсурд можно получить. Как вы думаете? — Одного не могу понять, скрипач, хотел стать дипломатом, а пошел в текстильный. Ну, понимаю, в Иняз или педагогический. Почему?— помолчав, спросил Машков. — В педагогический Алик не пустил. — Алик кто? Брат? — Папа. — Мать жива? — Нет. Меня Алик воспитал. — Он текстильщик? — Текстильщик дядя, Алик учитель. — Язык преподает? — Английский. Помолчали. — А я одним только иностранным овладел. Но зато в совершенстве, — сказал Машков. — Вот спроси меня, как по пацако-чатлански будет “Спокойно, скрипач. Если есть на этом Плюке где-нибудь гравипаппа, то мы ее достанем. Не такое доставали”.Спроси! — Я и сам знаю. “Ку”.
Космическая свалка.
Желтое солнце наполовину спряталось за горизонт, а рядом взошло второе — огромное, лиловое… И, слившись, лучи двух солнц осветили фиолетовым светом свалку проржавевших и истлевших пепелацов и космических кораблей самых причудливых форм и конструкций. Машков и Гедеван сидели на сопле ракеты типа Шатл. Машков курил самокрутку из прянной травы. Гедеван слушал наушники магнитофона. Машков закашлялся. — Отрава!. — он посмотрела на Гедевана и заметил, что по его щеке катится слеза. Дай послушать, — попросил Машков. Гедеван снял наушники, протянул Машкову. Из наушников загремел панк-рок… — А… Это я на люблю, — Машков вернул наушники. Гедеван выключил магнитофон, поставил его на сопло, и лег, свернувшись калачиком. Вдалеке пролетел, сверкая мигалками, эцилоппский летательный аппарат. Машков затушил окурок, вздохнул, надел наушники, включил магнитофон. Послушал, послушал земное. И тоже прослезился.
Ярославль.
Набережная. Заиндевевшие деревья. Длинные тени на свежем снегу. Гедеван в газетной пилотке, в желтых резиновых штанах, в желтых тапочках идет за представительным мужчиной в дубленке вдоль литой ограды. Мужчина (на ходу): — Гедеван Александрович, я понимаю, когда речь идет о пропуске без уважительных причин одного или даже двух дней. Но шесть лет! Какой может быть разговор о восстановлении? Абсурд.! Гедеван (волнуясь): -Константин Борисович, мы с Владимиром Николаевичем получали два чатла за выступление. Вода и каша — полчатла в день. При самом строго режиме экономии. Штрафы эцилоппам в среднем один чатл в три дня. А гравицаппа стоит пол-кц. Считаем. Пол-кц делим на десять, вычитаем переезды — получаем шесть лат. Раньше я никак не мог пернуться. Мужчина: Милиграмм кц — это сколько в переводе на чатлы? Гедеван: Двадцать тысяч! Мужчина: Дороговато! Гедеван: Дикие нравы. Константин Борисович. Лично я считаю, что все должно развиваться в гармонии. Иначе плюканский абсурд может получиться. Мужчина: Все это хорошо. Гедеван Александрович. Но мне нужны не слова, а оправдательные документы. Справки, так сказать. Гедеван достает из кармана керамический квадратик и гайку. Гадеван: — Вот чатл. Вот цак. А гайку и песок я приложил к объяснительной записке и сдал в деканат Валентине Ивановне. Мужчина: — Гедеван Александрович, вы же взрослый человек. Проучились один семестр, исчезли на годы. Появились с каким-то кусочком глины, колокольчиком от донки и претендуете на функционирование. Тоже, вы меня извините, абсурд! Гедеван: — У меня не только колокольчик. У меня еще вот.-Достает из портфеля шар со штырями, поворачивает его, шар гудит. Только это я не могу отдать. Это я вместе с песком должен отправить в Академию наук. Мужчина (вздохнув): — И еще, если вы способны музицировать, почему вы никогда не принимали участия в институтской самодеятельности? Вы меня извините, скрипач, но это элементарное ку! Гедеван: — Я не музицировал. Я только пел: Ы-ы-ы… | |
2 серия
— Ыыыы... Ку... Ыыыы... Ыыыы... Ыыыы... Ку... Ыыыы... Ыыыы... — Тьфу.. — Ку! Ку! Ку! Ку! Ыыыы!.. Ку! Ку! Ку! Ку! Ку! Ку! Ку! Ыыыы!.. Ку! Ку! Ку! — Кю! — Ку! Ку! Ку!... Ку! Ку! Ку! Ку! Ку! Ку! Ыыыы!.. Ку! Ку! Ку! Ку! Ку! — Кю! — Ку. — Кю! — Ку! — Кю! Кю! — Ыыыыы... — Ку! Ку! — Ыыыы... Кю. — Привет! — Здрасьте. — Давненько не встречались! — Пока! — Э! Секундочку! Такое предложение. — Чего? — Чего? — Что мы о вас думаем? Ну? Проникай в мозги. — Чего ты прицепился к нам? Что тебе надо? Совесть у тебя есть? — А у тебя есть? — Мы бедные несчастные голодные артисты! Ну что мы вам плохого сделали? Что вы нас преследуете? — Дай-ка свою бандуру сюда... Настрой... Вот так вот. Пошли. Раз, два, три.
Мама, мама, что я буду делать? Ку. Мама, мама, как я буду жить? Ыыыыы! Ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ыыыы. У меня нет тёплого пальтишки, У меня нет тёплого белья. Ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ыыыы. Ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ыыыы.
— Ыыыыыыыыыыыы! — Заткнись, слуха у тебя нет.
Мама, мама, что я буду делать? Ку. Мама, мама, как я буду жить? Ыыыыы! Ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ы-ку, ыыыы.
— Ку! Ку! — Дядя Вова, давай ещё! — Нравится... — Понимают. Раз, два... — Эцелоп!!! — Ку! — Ку! — Ку. — Артисты! А где наш гадюшник? — Пепелац? — Да. — Там... — Луц кончился. — Из-за тебя, зараза. Скрипач! Ты что делаешь? Хулиган. — Слушайте, оставьте меня в покое, а? — Родной, это же последний выдох, могила... Кладбище. * * *— Мат! А говорил «второй разряд». — Он хвастун! — Нечестная игра, вы за счёт моих мозгов выигрываете. — Если бы у тебя мозги были, ты бы сейчас в МГИМО учился, а не здесь всем настроение пудрил. — Давай ещё сыграем? Ты скрипку, футляр и зубную палку... — И это! — Идёт? — Хорошо! Вы бандуру, визатор и основу жизни господина Уэфа. — Можно. — Давай! — Дядя Вова, цапу надо крутить, цапу. — На! Сам делай! — Мне нельзя, я чатланин. — Уйди отсюда! Как советовать, так все чатлане, как работать, так... — Киндермат. — Нечестная игра! Ты специально мои ходы плохо думал! — Своими мозгами надо играть! — Как он может своими мозгами играть, когда он эти куклы в первый раз видит? — Не моё дело. Отдавайте мой выигрыш. — Вот ещё... — Уэф, ты когда-нибудь видел, чтобы такой маленький пацак был таким меркантильным кю? — Никогда. Я говорил — Скрипач не нужен, вот результат. — Э! Начальник! А ты говоришь — цапу! * * *— А что, у вас никто в клетках не поёт? — Господин Би, на земле в клетках сидят только звери. — Звери — чатлане? — Не знаю, похожи во всяком случае... — А соловей — пацак? — Почему пацак? — Сами сказали, что он без клетки поёт. — Ну значит, пацак. — А-а-а! Вот видишь! У вас такой же оголтелый расизм, как и здесь, на Плюке. Только власть захватили не чатлане, а пацаки, такие как ты и твой друг соловей! * * *— Дайте я... — Вот, четыре глотка. — Воду младшим. — С вас шесть тыщ сорок два коробка. Скрипач, запиши. — Записал уже. — Хочешь? — Нет. — Бесплатно. — Э! Эээ! Что делаешь? А мне? А мне? А мне? А мне? А мне? — Ещё даю десять коробок, возьми себе воды... Кинза-дза!.. * * *— Катер! — Это не катер, это луцеколонка. — Ну так давайте заправимся! — Нельзя! Здесь автомат, а в следующем женщина. Выступим, она нам скидку сделает, понятно? — Кончай филонить, дядя Вова. — Ну полетели, полетели, родной... Ну-ка... — Если здесь море было, почему ракушек нету? — А у вас на Земле всё ещё моря есть? — И моря есть, и реки есть, и порядочные люди есть, господин Уэф. — Дикари, плакать хочется. * * *— Мама, мама, что я буду делать, — Ыыыыыыы, тидибидидам тидибиди, — Мама, мама, как я буду жить, — У меня нет тёплого пальтишки, — Ыыыыыыы, тидибидидам тидибиди, — У меня нет тёплого белья. — Ку! — Жалко, начальство меня сейчас не видит. Зарплату повысили бы. — Тихо, дядя Вова, на нас смотрят... — Ку! Ку! Ку! — Женщину вынули, автомат засунули. — Ну так возьми на то, что есть! Хоть какую-то часть пролетим! — Луц по частям не продаётся. Луц — десять чатлов заряд, а у нас только семь. — Ку! — Тьфу! — Ку! — Отсюда до центра сколько? — Сто шестьдесят километров... Дядя Вова! У Уэфа ещё чатлы есть! В правой галоше. — Э! Чатланин! — Чего? — Ну-ка сними правый валенок... — Зачем? — Ну ку, ку! — Кю! Ку? — Кю, зараза! — Ыыыыыыыыыыыыыыыыыыы! — Присядьте! — Зачем? Они же не эцелопы. — Это ПЖ со своим пацаком. Узнают — не присел, пожизненный эцих с гвоздями. — А кто он такой? — Ыыыыыыыыыыыыыыыыыыы! — Во, видел! — Угу... Голография, родной... — Скрипка!!! — Куууууууууу!.. — Спокойно! Стоять! Тихо! А ты говоришь, ку! |
Космическая свалка.
Утро. Гедеван спал на песка возле ржавой ракеты. Он дергался во сне и мычал: Ы-ы-ы… Машков сидел на сопле, брился заводной бритвой, думая свою горькую думу. За ним простиралась свалка. Машков включил бритву, открыл бутылку чачи, намочил платок, стал протирать лицо. Застыл. Прислушался. — Скрипач! — потеребил он Гедевана. Гедеван замолк, открыл глаза, ошалело посмотрел на Машкова. — Отчислили, — сообщил он. — Тихо! Из глубины свалки донеслось: Ы-ы-ы… — Ы-ы-ы… — трясся на краю свалки в клетке Би. — Ы-ы-ы… — вторил ему, подпрыгивая на одной ноге, потный Уэф и пинал партнера второй ногой. Перед ними сидели два оборванца. Окончив номер, Уэф плюнул на Би, и артисты застыли в эффектных позах. — Кю! — выругался один из оборванцев и, зачерпнув рукой песок, швырнул его в лицо Уэфа. — Кю! — с отвращением подтвердил другой, и они скрылись за останками пепелаца. Би вышел из клетки, взялся за прутья с одной стороны, Уэф — с другой, они подняли ее и понесли. — Привет, — из дыры в ржавой ракете вышли Машков и Гедеван. — Давно не виделись. Инопланетяне вздрогнули, спустили клетку. — Ну, что мы про вас думаем? Проникайте в сопоставление, родные, — ласково улыбнулся Машков. — У-у-у! — завопил Уэф. Он упал на песок и стал в истерике лупить по нему кулаками. Би встал на колени и зарыдал в голос. — Братцы! Ну что мы вам такого сделали? За что вы нас преследуете?! Мы несчастные, нищие, голодные актеры! Мы не можем вас бесплатно кормить! Небо видит, ты не должен нам руки-ноги выдирать! — Небо видит, что играть надо уметь, родной! А ну в клетку! Живо! — Машков взял Би за шиворот и втолкнул в клетку. Влез туда сам. За ним втиснулся Гедеван. — Крути свою баранку! — приказал Машков Би, вынимая скрипку из футляра. — Владимир Николаевич, не надо, родной! Побьют! — всхлипнул Би. — Молчать! Раз, два, три! Крути! — скомандовал Машков и запиликал на скрипке. Би нехотя закрутил кофемолку. Гедеван лихо забарабанил. — Мама, мама, что я буду делать! Мама, мама, как я буду жить! – пропел уголком рта Машков, И частушка, усиленная мощным динамиками, понеслась над свалкой. — Ияво, ияво! — вступил Гедеван, выводя гурийские трели. И тут из пепелацев, из ракет, из космических кораблей вылезло около тридцати мужчин и женщин в отрепьях. Они окружили клетку и затряслись. Уэф быстро поднялся, отряхнулся, запрыгал и вступил басом: -Ы-ы-ы… — Заткнись! — рявкнул Машков, — У тебя слуха нет! Уэф покорно замолчал. Пропев еще куплет, земляне сделали зрителе “комплимент”. — Ку! Ку!Ку! — одобрили плюкане и кинули на песок несколько монет. — Владимир Николаевич, родной, они вас еще просят сыграть!— возбуждённо перевел Би. — Эпилопп! — вдруг раздался истеричный крик. Плюкане тотчас разбежались и исчезли. Как не было. Наступила тишина. Из-за ржавой формы вылетел черный летательный аппарат с мигалками. Завис на некоторое время в воздухе и полетел дальше. — Почему они убежали? — спросил Гедеван. — Они же чатлане. Нет? — Они здесь пластик нелегально жрут, — вздохнул Би. Уэф подскочил к Машкову, дотронулся до его плеча, поднял руку, как это делал видно кучерявый, и торжественно провозгласил: — Дядя Вова! Я очень тебя полюбил! — объяснил Уэф. — Я его еще больше полюбил! — воскликнул Би. — А где пепелац? — спросил Гедеван, покрутив головой. — Там, — Би махнул рукой в сторону горизонта. — Луц кончился, генацвале. Из-за тебя, зараза, — сердито сказал Уэф Машкову.
Ровная пустыня.
Солнце стояло в зените. По поверхности раскаленной, растрескавшейся пустыни тарахтел никем не ведомый тракторенок, (тот, который раньше висел в рубке на потолком), тросом тянул за собой пепелац, сзади межзвездный корабль толкал весь ансамбль. — А у вас что на Земле в клетках никто не сидит? – тяжело дыша спрашивал Би. — Бывает, — отвечал Машков. — На Земле в клетках сидят только звери, в зоопарках, — соврал Гедеван. — Вот. Значит звери у вас чатлане, — сказал Уэф. — Звери сидят в клетках не потому, что они чатлане, а потому что они кусаются, — возразил Гедеван. Машков опустил пепелац, сел, снял сапог. — А лебедь? — спросил он. Ракета остановилась. А лебедь когда в клетке сидит? Лебедь в парке куда хочет плавает, — возразил Гедеван. — Вот. Значит лебедь у вас такой же пацак, как и вы, — сказал Би. Тракторенок ревел, надрывался, колеса пробуксовывали. — Кончай филонить, дядя Вова! — строго сказал Уэф. Машков высыпал из сапогов песок, выкинул стельки, надел сапоги, уперся в корпус пепелаца и скомандовал: — Раз!Два! Полетели, пацаки! Бурлаки напряглись, налегли и пепелац, скрипя и покачиваясь, сдвинулся с места и покатился.
Луцеколонка.
Посреди безжизненной пустыни стояла высокая будка с зеркальными стенами и краном. От крана к пепелацу тянулся тонкий гофрированный шланг. Перед пепелацем в клетке стояли запыленные, покрасневшие, с облупившимися носами пацаки — Машков, Гедеван и Би. Рядом на динамике еле держался чатланин Уэф. Машков облизал потрескавшиеся губы и отсчитал: — Раз, два, три, — Бум! Бум! Бум! — старательно запел Уэф и затрясся. Би закрутил кофемолку. Гедеван забарабанил по футляру. Машков запиликал, и квартет заголосил: Мама, мама, что я буду делать? Допев песню, артисты сделали “комплимент” и застыли. Не слышу оваций, — Машков вытер рукавом пот со лба. Она не может овацировать. Служащим это запрещено, — сказал Би, кивнув на будку. – Дядя Вова, играй про “Сулико”. — Когда про любовь — она больше скидку делает. — Поехали, скрипач. Раз, два, три,.. И ансамбль запел на грузинском: — Я могилку милой искал, Сердпе мне томила тоска… — Ы-ы-ы! — вдруг высоко взял драматический тенор. Дверцы будки раздвинулись, и из нее выскочили Кучерявый и Безволосый на четвереньках. Дверцы сомкнулись. Кучерявый остановился перед клеткой, дотронулся до плеча Безволосого, поднял руку, крикнул “Ку!” и заголосил: Ы-ы-ы! — Видео? — спросил Машков. — Да, — вздохнул Би, — Выруби! — Ты что, совсем? ! — Уэф покрутил пальцем у виска. – За это пожизненный эпих с гвоздями дают! Кучерявый достал из кармана пластиковый намордник, покрутил им, показывая, какой он мягкий, и натянул его на голову Безволосого. — Ку! — в восторге завизжал Безволосый. Он лег и поставил себе на голову ногу Кучерявого и ворковал: — Ку, ку, ку… — Ы-ы-ы! — взял Кучерявый на самой высокой ноте, и парочка растворилась. Как и не было. — Что они сказали? — опросил Гедеван. — Предвыборная речь балды Пж, — проворчал Уэф. Он плюнул на Би, слез с динамика, достал из правого кармана деньги, из левого – часы Машкова и поплелся к будке, остановился, улыбнулся и нежно сказал: — Ку-у! — Чатл! — раздался металлический голос, из будки выскочил рычаг с керамическим ящичком. Уэф с подозрением посмотрел на будку, схватил ящичек двумя руками и заглянул одним глазом в отверстия. После чего плюнул на ящичек и отпустил. Щелчок. И ящичек скрылся в гнезде. Уэф обессиленный опустился на бетонную площадку рядом с будкой и сокрушенно прохрипел: — Эти плюкане женщину вынули — автомат засунули. Ну давай возьмем на то, что есть. Хоть полдороги пролетим, — крикнул Машков, выходя из клетки. — Луц по кусочкам не продают, пацак. Луц десять чатлов заряд, а у нас — семь, — не поднимая головы, сказал Уэф, — А далеко до центра? — спросил Гедеван, держась за клетку. — Двести километров, — поднялся Уэф и заковылял заводить трактор. — Дядя Вова, — зыркнул глазами на Уэфа, доверительно зашептал Би. — У Уэфа еще чатлы есть. — Не может быть. — Он умный. Он знает, всегда темный день может наступить, — прошептал Би, показывая на свою правую калошу, а потом на ноги — Куда уж темнее. Эй, чатлан! — позвал Машков. — Чего? — оглянулся Уэф. — Поди-ка сюда, — поманил пальчиком Машков. — Зачем? — Фокус покажу. Уэф нехотя подошел. Подними ножку. Уэф посмотрел на Би. — Негода! Негода! Надо летать! — он повернулся и хотел было пойти, но Машков обхватил его сзади и поднял. — Скрипач, сними с этого гаденыша правую галошу! Гедеван поймал правую ногу инопланетянина и сдернул в нее тапочку. Из тапочки на песок посыпались монеты. Машков отпустил Уэфа, передал скрипку Би, нагнулся и стал собирать чатлы. Уэф подбоченился и пронзил глазами Би. — Кю, — с ненавистью процедил он. — Повтори! — оказал Би, побледнев от бешенства. — Кю! Би отошел на шаг и о криком: — Сам ты кю! — размахнулся, и скрипка с треском разбилась об лысину чатланина. — Вах! — в ужасе закричал Гедеван. — Скрипка! — Кю-юю-ю! — завизжал Уэф и повис на борода Би. — Дядя Вова, как я теперь профессору… — Тихо! Стоять! — командорским голосом закричал Машков. Уэф, не выпуская бороды, обернулся к Машкову. — Делаем так, — сказал Машков. — Поднимаем вот это! – он поднял гриф с остатком деки, — и вынимаем вот это! Машков осторожно вытянул из-под грифа спичку. Белую! С головкой! — Молоток твой алкаш профессор! — сказал он Гедевану. — Прилетим, я ремонт ему бесплатно сделаю. — Вах! — закричал Уэф, отпустив обидчика и подбегая к Машкову. — Это мне быстро давать! Это моя голова нашла. — Спокойно, — Машков отстранил Уэфа. — Небо! Небо хотело, чтобы я скрипку в руки взял! — рухнув на колени, с пафосом воскликнул Би. — Дай мне, дядя Вова! — Небо хочет, чтобы этот кц я хранил, родной, — он протянул руки Машкову. — Что значит, небо хочет?!— закричал Гедеван. — Мало кто чего хочет! Скрипка наша! Ясно?! — Нет! Извиняюсь! Скрипка не ваша! Скрипка профессора Рогозина! — запротестовал Би. — Спокойно! Делаем так! — командирским голосом рявкнул Машков. Он снял с головы пилотку, спрятал в складку спичку и, посмотрел на часы. — Так… Пятница… К понедельнику может еще и успею на планерку. А ну гуси-лебеди, заправляйтесь! Быстро! … И снова пепелац летел над песками. | |
* * *— Это не дирижабль, балда! Это последний выдох господина ПЖ. — Чушь! Как мог один человек перед смертью столько воздуха надышать? Абсурд. — Побойся неба! ПЖ жив! И я счастлив! — А я ещё больше счастлив. — Ку. — Ку. — Ыыы... Вот так... — Давай, залезай... — Пластик? — Нет. — А нормального входа в этот универсам нет? — За нормальный чатлами надо платить, родной. — Ку? * * *— Ку!!! — Ку. — Ыыы! Ыыыыы! — Пошли, пошли... — Уйди!.. — Кю... — Скрипач, пацаки туда!.. Ку. — Ку. — Что они делают? — А это четвёртый насос господина ПЖ. — Я очень люблю ПЖ! — А я его ещё больше ку! — Ку! — Ку!!! — А здесь из луца воду делают. — Ку! — Ку! — Ку! — Ку! — Что они кричат? — Продают. — А что продают? — Всё продают. — Так давай гравицапу возьмём! — Гравицапа в другом отсеке, сначала тентуру Земли надо узнать. — Жёлтые штаны — два раза ку! — Ку! Ку! Ку-ку! Ку! Ку!... |
Рубка.
Машков и Гедеван снова сидели на динамиках. А Би и Уэф -в своих креслах. Машков склеивал скрипку космическим клеем. Гедеван, смотрясь в зеркало, повязывал галстук. Би протирал лицо песком. Уэф — он был в кальсонах с биркой и майке Гедевана — водил по щекам медной пластинкой. Брился. Гедеван говорил: — Италию я сразу найду — это сапог. Летим направо. Там Черное море. Внизу Турция – такая коричневая… Чуть выше — Батуми. От Батуми прямо наверх… — Дай-ка! — Уэф вырвал зеркальце из руки географа. — Вах! Что за человек! Что у вас языка нет? Скажите нормально — я вам сам дам! — возмутился Гедеван. Уэф, напевая “Кин-дза-дза, куда-дза-дза, летим-дза-дза, ы-ы-ы” , достал из “бардачка” два керамических шара, соединенных ремешком. Вытер шары о майку, закинул ремень за шею, подвигал шары так, что они симметрично висели у него на груди, и снова посмотрелся в зеркало. — Это что? — заинтересовался Гедеван. — Основа жизни… Ы-ы-ы.,. — В каком смысле? — Во всех. — Продайте, Уэф поднял руку, пощекотал себя под мышкой и противно захихикал: Хэ-хэ-хэ! — Хорошо. Бери одну штуку,— даю зеркало и вот этот галстук. — Хэ-хэ-хэ. Би, объясни этому пацачонку. — Скрипач, родной, основа жизни поштучно не продается. Основа жизни — основа только в паре. А когда пары нет, то и жизни нет. Такова жизнь, родной, — печально сказал Би и глаза его увлажнились. — Порядок! — Машков поднял скрипку, — Как новенькая. — А вон лишний кусочек остался, — позлорадствовал Уэф. Гедеван тяжело вздохнул. Машков посмотрел на него, тоже вздохнул и стал разбирать скрипку. Склеенные куски легко отделялись. — Вы извините меня, конечно, инопланетяне, но ваш клей -”кю” и больше ничего, — сказал Машков. — Дядя Вова, даже фитюлька знает, что прежде чем клей клеить, надо обработать поверхность слюной, — сказал Би и поднял шторку переднего иллюминатора. — Вах! — воскликнул Гедеван. — Это что? — Центр, родной. — А шар это дирижабль? — Шар — это последний выдох Пж, балда! — встрял в разговор Уэф.
Корабль.
Над песком, натягивая мощные, уходящие в песок, канаты, покачивало гигантский полукилометровый шар. Под ним, утонув в песке до ватерлинии, стояли развалины огромного корабля. С высокими башнями, пушками, ракетами…Над кораблем патрулировали эцилоппские пепелацы и пепелацики. По песку трактора тянули вагончики с песком в корабль и из корабля. Они казались совсем маленькими на фоне ржавой громады.
Кладбище у корабля.
Би запер дверь пепелаца и компания гуськом пошла между вялыми, пыльными шариками, которые колыхались, натягивая уходящие в песок лески. — Дядя Вова! Помни! Про спичку не думай! — нервно шепнул Би. — Тут таможня поймет и сразу… — Транклюкируют на хрен, — закончил фразу Машков. — Ты про Люсеньку думай,. про Брюшкину думай, — подмигнул Машкову Уэф и пощелкал висящими у него на груди шарами. — Да что вы прицепились с этой Брюшкиной? Нету ее. Замуж вышла, -отмахнулся Машков. — А мне про кого думать? — улыбнулся Гедеван. — А ты вообще не нужен, скрипач! Ты в пепелаце сиди! — сказал Уэф. — Господин Чатлан! — выкрикнул, сверкая глазами, Гедеван. — Зарубите себе на носу! Я вам не скрипач! И не балда! Меня зовут Гедеван Алексидзе, ясно?! — Ясно, генацвале. Ясно… Ты тоже думай. Ты думай, что все теперь думают, что ты скрипку украл, — посоветовал Би. — А иди ты! — тихонько выругался Гедеван по-грузински. Шарики кончились. Стал хорошо виден корабль и шар над ним. — Братцы, что мы так далеко сели? Отсюда пилить и пилить, — проворчал Машков. — Ближе — платить надо, — вздохнул Би и вдруг вскричал в ужасе: — Скрипач! Ты что делаешь, родной?! — Хотел шарик оторвать, — пожал плечами Гедеван. — Гедеван Алексидэе, ты осквернитель праха! У тебя ничего святого нет, родной! — Я извиняюсь, но насколько я понимаю, последний выдох — это фигуральное понятие. — Не фигуральное, а последнее, балда! — закричал Уэф. – Я говорил, скрипач не нужен? Говорил? — Слушайте, не надо мозги пудрить. Надоело! Может вы сейчас нам скажите, что вот этот идиотский дирижабль ваш Пэжэ своим предсмертным выдохом надул? Абсурд! — Тсс, — Би приложил палец к губам. — Пж жив, родной, — шепотом сообщил он. — Пж я очень люблю! — громко провозгласил Уэф. — Я его еще больше люблю! — крикнул Би. На краю кладбища один над другим стояли два прозрачных резервуара, наполовину заполненных песком. Из верхнего песок струился в нижний, по принципу песочных часов. Там трудились два мужика. Один стоял на стремянке, другой — внизу. Нижний ведром загребал песок из нижнего резервуара и передавал ведро верхнему. Верхней высыпал песок в свой резервуар и возвращал ведро нижнему. И т.д. — Что они делают? — удивился Гедеван. — Вкалывают, — сказал Уэф. Возле ржавой карусели старик-пацак в рваном скафандре мал метлой песок. Уэф подошел к нему, шепнул что-то и дал монетку. Старик-пацак опасливо огляделся, разгреб песок и поднял рукояткой метлы крышку люка. — Ку! — шепнул он и показал, чтобы быстро влезали.
Железный коридор.
Они шли по рельсам, уложенным на железном гофрированном полу железного коридора. Машков и Би несли рельсу. Гедеван и Уэф — большой моток проволоки. — А раньше здесь что было? — спрашивал Гедеван. — Луцепровод, — отвечал Би. — Раньше здесь все было. — вздохнул Уэф. — Спокойно! — шепнул Би. — Дядя Вова! Не думай! Не думай! Из-за поворота, навстречу им шел высокий, тощий эпилопп с несчастными глазами. — Ку! — все синхронно бросили ношу, пошлепали себя по щекам, присели и выпрямились. Тощий эцилопп внимательно вгляделся в лоб каждого. Взгляд его остановился на пилотке Машкова. Уэф закатил глаза и схватился за сердце. — Ку, — сказал тощий эцилопп, показывая рукой, что можно идти. Они подняли рельсу и проволоку и быстро зашагали. — Стойте! — вдруг окликнул эпилопп, — Ты что подумал, а? Уэф снова закатил глаза. — Я? — растерялся Машков. — Я про квартальный план думал.. Заднее слово! — Не ты, а этот! — тощий эцилопп подошел к Гедевану. — Я? Я думал, что некоторые чужую скрипку ломают, а потом еще и издеваются, — пробурчал Гедеван, — Нет. Ты подумал, что вы без билета в центр хотите протыриться. И для этого маскарад с железками устроили. Так? — Эх! — Уэф заскрипел зубами и выпустил рельсу. — Три чатла, и я ничего не видел,— предложил зпилопп. — Ку, — Уэф показал два пальпа. — Я_не один, — вздохнул эцилопп. Уэф достал свой мешочек и расплатился. Пошли. — Скрипач, с тебя четыре чатла, гаденыш, — прошипел Уэф. — Хэ-хэ-хэ, — Гедеван пощекотал себя под мышкой. – Три разделите на четыре — сколько будет? А? Не слышу! — Он приложил руку к уху. — Пацаки! — снова позвал эцилопп. — Выкупаться хотите? — Нет! — категорически отказался Уэф. — А сколько стоит? — спросил Гедеван. — По чатлу с носа. — Выкупаемся, дядя Вова, а? А то что, такие полетим. Неудобно… — Давай. — Платите только за себя, — сказал Би. — Мы бедные. Эта роскошь не для нас.
Бассейн.
Тощий эцилопп открыл железную дверь, и Машков с Гедеваном вошли в зал, облицованный белоснежным мрамором, посредине которого был бассейн с прозрачной голубой водой. — Давай по-очереди, — сказал Машков Гедевану и незаметным для эцилоппа движением показал на свою пилотку. Гедеван быстро скинул брюки, ботинки, рубашку и майку, подошел к бассейну и прыгнул в воду, шлепнулся на дно. Вода не шелохнулась. Машков посмотрел на эцилоппа. Тот зевал. Гедеван выпрямился под водой и крикнул: — Эй! А где вода? Пузырьков изо рта не было. — Ты что, за чатл настоящую воду захотел? Ну, ты нахал, пацак, — покачал головой эпилопп и переключил рубильник.
Цементный зал.
Мрамор и вода исчезли. И они оказались в грязном цементном помещении. А Гедеван стоял на дне ржавого прямоугольного бака.
Железный коридор.
Они снова шли по железному коридору. Гедеван заметно прихрамывал. Их обогнала платформа, груженная саркофагами на колесиках. — Ку! — крикнул им сидящий на саркофагах эпилопп. И платформа скрылась. — А этому гаденышу что надо? — сердито спросил Гедеван. Би посмотрел на него потом сказал, мягко улыбаясь: — Друзья. Дядя Вова, Гедеван Алексидзе, родные. Он сказал, что здесь где-то Кырр с трэнклюкатором появился. Поэтому Пж… — В штаны наложил, — шепнул Уэф. — Тсс… Мой любимый Пж велел всем пацакам в центре не только по праздникам, но и в обычные дни ходить на четвереньках. Это справедливо, родные… — Головой вперед? Или задом? — мрачно оросил Машков. — Головой! Очень удобно. Смотри! — Уэф встал на четвереньки и пополз по рельсам, демонстрируя удобство движения на четырех точках. — Это на Зетте надо задом вперед. Я там как-то сорок кило… — Дядя Уэф! — истошно закричал Гедеван. Уэф оглянулся, отскочил. Мимо него в сантиметре пронеслась платформа. На платформе стояла Цан в полосатой майке. — Привет, ребята! — Цан помахала рукой и платформа скрылась.
Корабль.Торговый зал.
Сверху огромный, заполненный чатланами и пацаками, зал напоминал муравейник. Пацаки ползали на четвереньках и хлопали себя по щекам перед чатланами, чатлане приседали перед эцилоппами. Эцилоппы смотрели в визаторы и сверкали мигалками на колпаках, И все были в хаотичном движении. Серебристо звенели колокольчики и слышалось бесконечное кукуканье. — Что они делают? — спрашивал Гедеван. — Продают, — отвечал Би. Он, Машков и Гедеван шли на четвереньках по широким колосникам, вслед за шагающим на двух ногах Уэфом. Вдоль стен колосников стояли прямо чатлане и на четвереньках — пацаки. Тоже кукукали. — А что они продают? — допытывался Гедеван. — Ку они продают,— прорычал Машков. Навстречу проехал негр на роликах, прошел карлик в голубых штанах. Уэф сказал “Ку!” и присел перед ним. — А как же нам приседать? — поинтересовался Машков. — На четвереньках можно не приседать, родной, — оказал Би. — Непродуманная система, — проворчал Машков, — Вова, лучше помолчи, родной, — попросил Би. — Ждите меня здесь, — сказал Уэф, когда они поравнялись с лестницей с перекладинами. – Я буду узнавать, — И полез вверх. Около лестницы сидела маленькая девочка. В руках она держала цементный брусок, на котором были нарисованы носик и ротик. К носику был прикреплен колокольчик, такой же, как у ее маленькой мамы. Гедеван покопался в портфеле, извлек керамический квадратик и так, чтобы не заметил Би, не глядя на девочку, протянул ей монету. Рука его наткнулась на руку Машкова. Тот тоже держал квадрат. — Здорово, Пацак, — впервые на Плюке улыбнулся Машков. Девочка вскочила и убежала. — Космическая пыль нужна? — послышался сзади шепот. Машков оглянулся. За ним на четвереньках стоял горбоносый мужчина с колокольчиком в носу. — Да вроде бы не очень, — сказал Машков. — А чем я мочь помочь? — настаивал горбоносый. — Иди гуляй, родной, — нелюбезно прогнал горбоносого Би. Гедеван сообразил: — Машинки перемещения в пространстве у вас случайно нет? — Как она выглядит? — Она? Она — вот такая вот, — Гедеван показал руками размер. — С клавишами. — Ты никуда не уходить, я сейчас ее приносить, — шепнул горбоносый и уполз за железную дверь. Завыла сирена. Все, кто был в зале, и пацаки, и чатлане и эцилоппы легли на пол, оставив в центре зала широкий проход. Раскрылись толстые массивные ворота, по проходу на воздушной подушке пролетел эцилопп с двумя мигалками и скрылся в черном проеме стены. Снова завыла сирена. Потом грянула музыка, и в зал, высоко задирая ноги, строем вошли девушки с бриджах и полосатых майках. Девушки крутили “кофемолки” и пели: Ы-ы-ы… Когда он дошли до середины прохода, звонкий голос вдруг взял: Мама, мама, что я буду делать? Мама, мама, как я буду жить? Ы-ы-ы.,. Это пела шагающая во втором ряду Цан. — Цан, — тихо позвал Гедеван. — Я здесь. — Тсс, — шикнул Би. Цан подмигнула Гедевану. У меня нет теплого пальтишки! У меня нет теплого белья! — пропели “герлс” и застыли по стойке “смирно”. — Ы-ы-ы! — взял высокий тенор. Автокар ввез в зал никелированную повозку. На повозке стояли кучерявый Пж и Безволосый — на четвереньках. За повозкой, отчеканивая шаг, шла шеренга эцилоппов. — Это что, все видео? — удивился Гедеван. — Нет! Тсс… Транклюкируют! — прошептал Би. Повозка остановилась в центре строя девушке. — Ку! — провозгласил Пж. Дотронулся до плеча Безволосого и поднял руку. — Ку, Пж! Ку, Пж! — восторженно закричала толпа. — Ы-ы-ы! — пропел Пж, и повозка, сопровождаемая девушками и эцилоппами, выехала из зала. Все встали, зашевелились, закукукали. — Вот, — снова появился горбоносый, — я тебе свою отдавать, — и он, приоткрыв полу куртки, показал прибор с клавишами. — Два чатлов! — Можно посмотреть? — заволновался Гедеван. — Можно… Только чтобы никто не видеть. Гедеван взял прибор, спрятал под курточку. Поглядел, показал Машкову. — А почему клавиатура одноцветная? — спросил Гедеван с подозрением. — Последняя модель, — объяснил торговец. Машков вопросительно посмотрел на Би. Тот стоял на четырех точках с непроницаемым видом. — А как им пользоваться? — спросил Гедеван, Ты сначала чатлы давать, я тогда тебе устную инструкцию приносить, — Я знаю, как ею пользоваться, Гедеван Алексидзе, — сказал Би. Он отобрал прибор у Гедевана, отодвинул крышку, перевернул, и из прибора посыпался песок. Би подкинул пустую коробку и ловко, по-футбольному, боднул ее головой. — Вот так ей пользоваться, Гедеван Алексидзе. — Ку! — позвал из люка в потолке Уэф. | |
* * *— Думай! Диаметр орбиты твоей планеты. — Не помню... Скрипач, давай ты. — Нет, Скрипач не нужен, ты! — Ладно. Удельный вес ядра твоей планеты: думай. — Удельный вес? Нет, не помню... — Та-ак, ясно. Названия планет твоей галактики, какие знаешь. Думай! — Юпитер, Марс, Венера... — Там был кристалл представления! Где кристалл представления, а? — Скрипач! Положи на место! — Я думал, так лежит... Стёклышко... — Дура несчастная. — Хватит. Кончай мозгами скрипеть, балда. Вот ваша планета: 013 в тентуре, налево от Большой Медведицы. Хочешь поговорить? Плати ещё чатлы. — Не понял? — Номер своего телефона думай! Ку. И про спички скажи туда. — Ку? — ...Алё! Алё, я слушаю. — Говори сюда... — Алё! Алё, я слушаю, говорите. Алё! — Говори, время! — Алё! Люся! — Вовка! — Ты слышишь меня? Это я! — Вовка, ты где? — Да я тут, как ты? — Ты... — Кирилл как? — Ты где, Во... Где ты, Вовка? — Да я тут, в одном месте, я потом тебе всё объясню. Как мама себя чувствует? Ты была у неё? — Я-то была... Ты где, я тебя спрашиваю? — Слушай, пацачка! Кончай мозги пудрить! Беги два ящика Кц покупай! А то мы ему тут другую... — Люсенька! Люсенька... Люсенька. Родная моя... Люсенька... Люсенька! Возьми трубку, щас вот, позвони Витьке Манохину, скажи, что ключи от сантехники у меня в вагончике, под этим, под шкафчиком, на полу лежат. Ты всё поняла? — Я всё поняла... — Соедините пожалуйста меня с Батуми, 3-47-57, скажите, чтоб за Аликом сбегали. — Нельзя. Иди гуляй, ворюга. * * *— Ку! — Ку? — Ы! Ы! Ы! Ы! — Чего-нибудь не так? А? — Всё так, только Земля далеко. Вместо пяти семь минут разогреваться надо. Так что пойдём цапу для гравицапы готовить. * * *— Астронавты! Которая тут цапа? — Там, ржавая гайка, родной. — У вас тут всё ржавое! — А эта самая ржавая. — Ну вы что, совсем что-ль очумели? — Ой-ёй-ёй, мама-мама, Люська с Манохиным переместились, надо же... — Дядя Вова! Спичка в пилотке! — Странно, чё ж это они полетели-то? — Что странно? Спичка есть, гравицапу купят, тентуру Земли знают!.. Товарищ эцелоп! Товарищ эцелоп! Они у нас вещь украли! Поймайте их! Ку! Поймайте их! — Сорок чатлов. — Нету чатлы! Всё у экскурсовода, и скрипка у них чужая! — Они перед видео-ПЖ-ем не кукукали. Чё ты уставился? Чё ты уставился? Щас как сообщу твоему начальству, что ты знал и бездействовал, тебя трианглюкируют нахрен! Ясно? — Я не бездействовал! Я сразу на капу нажал. Скрипач свидетель. Всем постам! Гадюшник с колёсиками сюда, ку! * * *— Нету там ничего. — Открой. — Покажи... — Это уксус. — Не твоё дело... Пацака тринглюкирую, чатланину пожизненный эцих с гвоздями. — Братья! Братья пацаки родные, скажите правду, как я приседал, как этот вот чатланин капу нажимал... — Заткнись! — Дядя Вова, ну... — Заткнись! Паразит! — Сам заткнись! — Вовка, друг! Гедеван Алексаныч! Генацвале! — Не слушайте его! — Скажите, что это он! — Нет! — Он не приседал! — Не... — А я вам пепелац подарю. — Дядя Вова!.. Пепелац мой! — Спокойно! Спокойно... Секундочку. Никто никого не ругал, все приседали, как макаки... Я перепутал. И Кц это я привёз. — Какое Кц? — Ну спичку, которую ты вынул из шапки. — Не было спички. Не было... — Дядя Вова, что ты, родной! — Извини, я забыл. Не было спички. — Не было. — Обоим пожизненный эцих без гвоздей. До выплаты. Выплата — 500 чатлов, по 250 за штуку. — Спасибо! Пацак! Ты скрипку склей и песни пой! Скрипач! Ты бандуру нажимай, бандуру! Тим-пидидам-пидидам-пидидим-пидиде... — Ребята! Про спичку мы пошутили, мы радость хотели доставить вам! — Привет! — На речке, на речке, на том бережочке, ку, Марусенька белые ы-ы-ы-ы-ы... * * *— ...Землянин, здравствуй! Уверен, ты когда-нибудь прилетишь и на эту планету. Тебя приветствует Владимир Николаевич Машков, строитель из Москвы, и Гедеван Алексидзе из Батуми, которые первые ступили на эти гнусные пески на задворках вселенной... — Брат пацак, подбрось ещё своего рубероида. У тебя ж вода там одна. — Пусть ещё что-нибудь даст. — ...Может оказаться к тому моменту, кто-нибудь из тех, кто меня знал, останется жив. Скажите им, что скрипку я не крал... — Во, смотри! Как новенькая! — Ещё кусочек остался. — Случается... Это бывает. — Калорийно? — Земляне! Ну разве можно так нажимать? Я вас еле нешёл. Хорошо, память есть. Вот ваш носок, спасибо. Если хотите, я вас могу на землю переместить. Ваш номер в тентуре я узнал. Ну, только быстро, а то одна секунда здесь, это пол года там. — Тогда такое предложение — мы на землю сейчас жмём, добываем спички, возвращаемся, продаём их, выкупаем ребят наших, мы в Москву, а ты домой. — Не могу. Только три заряда есть. — Ну и хорошо, как раз хватает туда, сюда и обратно. — А я? — Слушай, друг... — Ку! Ыыыы!.. Ку! Ку! Ку! Ыыыыыыы. — Ну решайте, да или нет, считаю до трёх... Раз... Два... — Погоди. Войди в моё положение, они же из-за меня сидят там. — А у моего маленького сына уже вот такая борода выросла!.. Два с половиной... Два с половиной! — Я... так не могу. — Три. — Ыыыыы. Ку. Ыыыыы. Ку. Ыыыыы. Ку. Ыыыыы. Ку. — А! Кому это всё надо?! Цаки-тараки, вся эта дрянь! А мы... — Ты где взял-то это? А? — В планетарии на полке валялось... — Скрипач! Клептоманщик ты мой! Ты же гравицапу свистнул!.. |
Корабль. Планетарий.
… В круглой, отделанной медными листами с дырочками разного калибра, комнате, вдоль стен которой тянулись замысловатый форм датчики, в центре, на никелированной тумбе стояло керамическое полушарие с антеннами. Молодая чатланка держала голову пятилетней девочки в полусфере. Датчики в компьютерах мигали. Симпатичный старичок нажал кнопку в компьютера. Из прорези вылезла металлическая пластиночка с дырочками. Мама дала старичку две монеты. Старичок погладил девочку по голове, и девочка с мамой прошли мимо стоящих у дверей Уэфа,Машкова, Гедевана и Би. — Вова, ты голову сюда засовывай и про свою галактику думай, — подтолкнул Уэф — Машкова к тумбе с полушарием. — Скрипач, давай ты. Я уже забыл, когда астрономию проходил. — Нет! Скрипач не нужен. Давай ты! — категорически возразил Уэф. — Эх, — махнул рукой Машков. Он подошел к тумбе, присел на корточки и спросил: — Для детей, говоришь? — И для подростков, — объяснил старичок. — Про что думать? — спросил Машков. — Не волнуйтесь. Это просто, Я все скажу, — старичок подошел к нему, хотел снять с него пилотку, но Машков отстранился. — Спасибо. Я сам. Он снял пилотку, присел и вставил голову в полусферу. Старичок подошел к пульту и покрутил ручку: — Думайте о диаметре орбиты вашей планеты. — Не знаю, скрипач, случайно ты не знаешь? — прогудело в полушарии. — Хорошо, перестаньте думать, — старичок перешел к другому пульту. — Удельный вес ядра вашей планеты? Думайте. — Не знаю, — вынул из полусферы голову Машков. — Не волнуйтесь. Хорошо, — сказал старик и предложил Машкову: — Подумайте названия планет, какие вы знаете в вашей галактике и представьте их зрительно. — Сейчас, — Машков вытер пот со лба и всунул голову с полусферу. Старичок начал на пульте крутить ручку. Из пульта пошел дым. . — Перестаньте думать! — закричал старичок, оглядел пульт и сказал: — Здесь был кристалл представления! Где кристалл представления?! Машков тяжело взглянул на Гедевана. — Я думал просто так лежит., камушек, — Гедеван достал из кармана кристалл, положил на панель пульта. Старичок потер кристалл бархоткой, вернул его на свое место и раздраженно сказал Машкову: — За два чатла вы мне весь планетарий измучили. Машков тяжело вздохнул и снова вставил голову в полусферу. Лампочки на компьютере весело замигали. Старичок ткнул кнопку: — Все! Хватит! — он достал из прорези медную пластинку с дырочками и передал Машкову. — Вот ваша планета. Ноль тридцать в тентуре, семь по спирали. Если у вас имеются формы связи, можно поговорить. Это будет стоить еще чатл. — Что? Простите, не понял. — Думай номер своего телефона, балда. И скажи Люське, чтобы спички готовила, — сказал Уэф. — Включай, — кивнул он старичку. Снова замигали лампочки. Раздался телефонный звонок, и голос жены сказал: — Алло. Машков растерянно огляделся по сторонам. — Говори, говори, пацак. Время — чатлы, — поторопил Уэф. Жена: Алло! Я слушаю! Машков: Люсь, это я… Здравствуй… Ты меня слышишь? Жена: Вовка! Ты где! Что случилось? Машков: Люсенька, как ты?… Как Кирилл? Уэф: — Ты про спички говори, пацак? Про спички! Жена: Какие спички? Владимир, ты где? С кем? Машков: Ну,.. В общем, я тут, в одном месте.. Я потом расскажу. Жена: Где ты, я спрашивают! Уэф: Ты, пацачка, кончай ваньку валять! Ты беги два ящика спичек покупай! А то мы к Брюшкиной полетим! Ясно? Пауза. Жена: Что? Би: Такова жизнь, родная. Я сам скорблю. Машков: Люся! Ты их не слушай!… А вы заткнитесь, ясно?! Люсь, ты позвони, пожалуйста, Монохину и скажи, что ключ от сантехники у меня под сейфом лежит… Люсенька, ты слышишь? Пауза. Гедеван: Можно я? Дядя Вова, можно я?! Уэф: Нельзя! Гедеван: Я не вас спрашиваю! Алло! Тетя Люся, здравствуйте! Это Гедеван говорит. Тетя Люся, позвоните, пожалуйста, и в Батуми 23-23 и скажите Алику, что Гедеван в космосе на планете Плюк! И скажите,что все хорошо, что свою тентуру уже узнали и скоро прилетим на Землю! Алло! 23-23, Батуми! Запомнили?! Алло! Жена: Запомнила… И ты передай, пожалуйста, дяде Вове, чтобы домой больше не являлся. Щелчок, короткие гудки. Гедеван: Она, кажется, не поверила. Соедините, пожалуйста, еще раз, я все объясню. Старичок: Нельзя. Планетарий перегрелся. Они вышли в узкий железный коридор. Би забрал у Машкова пластинку, достал из кармана другую медную пластинку и начал сверять дырочки. Печально покачал головой и передал обе пластинки Уэфу. Уэф посмотрел на пластинки и тихо присвистнул. — Что? — глухо спросил Машков. — Что-нибудь непонятно? — Ку? — спросил Уэф Би, подняв брови. — Ку, — подумав, кивнул ему Би и сказал Машкову: — Все понятно. Очень далеко земля, не пять, а семь минут надо разогреваться. Сейчас быстро в пепелац, родной. Цаппу для гравицаппы будем готовить!
Кладбище у корабля.
На краю кладбища возле карусели на перевернутой шлюпке дремал толстый эцилопп. Вовка, — из дверей ракеты высунулся Уэф. — На. Он передал Машкову разводной ключ. — Мы сейчас заведем, а ты цапу крути. — Какую цапу? — Увидишь, большая гайка. И ты, Гедеван Алексидзе, кончай филонить! Иди Вовке помогать! — прикрикнул Уэф на Гедевана, который впитывал в себя вид корабля. Машков и Гедеван полезли под пепелац. Мотор заработал. Машков влез и крикнул: — Слушай, эй! Иди покажи, где цаппа эта… Нет там никакой гайки. В дверях снова показался Уэф. — Вовка! — воскликнул он, показав рукой в сторону корабля. — Смотра, Люська с Брюшкиной переместились! Машков и Гедеван оглянулись! Уэф быстро содрал пилотку с головы Машкова, захлопнул дверь, и пепелац с места взвился в воздух. — Прощайте, родные! Такова жизнь! — донесся голос Би. — Дядя Вова! Спичка там в шапке! — закричал Гедеван. — Так! Ясно! Спичка у них! Тентуру Земли они узнали, гравицаппу в другом месте купят… — Ха-ха-ха! — раздался радостный смех. Это ржал проснувшийся эцилопп. Гедеван побежал к нему, быстро похлопал себя по щекам, присел, выпрямился и закричал: — Товарищ эцилопп! Они у нас вещи украли! Где ваш пепелац? Давайте догоним их! — Сорок чатлов! — Нету. У нас только три. — Там все. В портфеле. Вай! — Гедеван схватился за голову. — И скрипка там! — Ха-ха-ха , — снова закатился в смехе эцилопп. — Ну, что ты ржешь, как осел?! — заорал Машков. — У них Кц контрабандное! Ясно?! — А, — махнул эцилопп. — Какое время Кц, когда тут Кырр и господина Пж трэнклюкировать может. Я очень люблю Пж! — крикнул эцилопп. — Очень! — Да? А вот они его ругали. Говорили, что он гад ползучий! — донес Машков. — Что?! — засверкал глазами эцилопп, — Когда?! — Всегда! Вот Скрипач свидетель. Ну, что сидишь, как истукан? — Я вот доложу Пж, что ты знал и бездействовал! — Я не бездействовал! — в панике закричал эцилопп. И начал тыкать в черную точку в стерженьке. — Я сразу цаппу нажимал! Скрипач свидетель! Эцилопп навел стерженек на далекую ракету. Та зависла. Подергалась и полетела обратно.
Корабль. Суд.
… Суд; происходил в зале, где когда-то в былые времена артисты со сцены развлекали пассажиров первого класса. Сейчас занавеси истлели, остатки позолоты покрылись пылью, каркасы стульев были свалены в углу партера. Уэф и Би стояли на коленях на сцене. За ними на корточках сидели шесть эцилоппов со стержнями. В партере, в роскошном резном кресле белого мрамора сидел Пж. Сейчас он был в сиреневом халате, украшенном малиновыми резиновыми кружевами. Перед ним на бархатной подушечке лежала пилотка Машкова, на ней — спичка. За ними сидели на корточках десятка два эцилоппов. Машков и Гедеван стояли в ложе первого яруса. Их охранял толстый эцилопп. — Ку! Пж! — умолял со слезами на глазах Уэф Кучерявого, — Ку, дядя Вова! — он показывал скованными кандалами руками на Машкова. — Ку, — произнес тихо Пж. Все эцилоппы похлопали себя по щекам. — Что он сказал? — спросил Машков толстого эцилоппа. — Чатл, — шепнул эцилопп, протянув руку. Машков сунул ему монету. Пацака — тренклюкировать, чатланину — эцих с гвоздями, — перевел эпилопп. — Дядя Вова! Друг! — истошно закричал со сиены Уэф. — Скажи господину Пж, что ты пошутил! Скажи всем, что это Би видео выключал, а я не давал и говорил, что очень, очень люблю Пж! — Владимир Николаевич! Не смей свистеть, родной! — заливаясь слезами, воскликнул Би. Ты все равно на Землю никогда не попадешь, а мне Хануд надо покупать! Скажи правду! Как Уэф выключал, а я ему не давал! — Господин Пж! — крикнул Машков. — Никто вас не выключал! Я это сгоряча перепутал! Готов ответить… Господин Пж, такое предложение! Отвезите нас на Землю! А мы… — Цыц! — Пж погрозил Машкову пальцем. — Цыц! — воскликнули эцилоппы и нацелили стерженьки на ложу. Толстый эцилопп бросился на пол. Пж встал, подошел к ложе, брезгливо дотронулся до Машкова и до Гедевана, поднял руку и провозгласил: — Я чатланин! И моя мать, и мать моей матери, и мать матери моей матери были чатланами! Но я вас, грязных пацаков, без перчатки трогаю и руки не вытираю! И я могу с вами рядом кушать и у меня еда обратно не пойдет! — И запел: — Ы-ы-ы! — Вах! — возмутился Гедеван. — Мы сами с вами кушать не будем! В зеркало посмотритесь — живот как гнилой бадриджан висит! Пж перестал петь. — Бадриджан я нэ понимаю, — поднял он брови. — Бадриджан, это по-грузински значит очень красивый, — быстро перевел Машков. Пж посмотрел в потолок, подумал, сказал “Ку” и пошел. Партерные эцилоппы включили мигалки последовали за ним.
Бассейн.
Стена раздвинулась. За ней оказался зал с белоснежными мраморными стенами и голубым бассейном. Пж скинул халат, прыгнул в воду, поплыл и запел: — Ы-ы-ы… Стена сомкнулась.
Суд.
На сцену вышел эцилопп о двумя мигалками и зачитал приговор: — Ку! — И сам же перевел: — Пацаку хануидянину Би пожизненный эпих без гвоздей до выплаты штрафа. Чатланину хануидянину Уэфу пожизненный эцих без гвоздей до выплаты штрафа. Штраф пятьсот чатлов за обоих! А вы идите и расскажите всем, какой добрый Пж! – сказал он землянам и ушел. Автокар выкатил на сцену саркофаг. Эцилоппы откинули крышку. — Вовка, родной! — кричал Би, которого эцилопппы схватили за руки и за ноги и тащили к саркофагу. — Небо видит — не хотели мы у вас спичку красть! Мы хотели пошутить. Чтобы тебе, родной, радость доставить! Эпилоппы уложили Би в саркофаг и схватили Уэфа. — Скрипач! Гедеван Алексидзе! Ты бандуру крути. А Вовка пусть скрипку клеит и “Мама, мама” поет, — кричал Уэф. Эцилоппы уложили Уэфа поверх Би и стали закрывать крышку. Крышка не закрывалась. Тогда эцилоппы вшестером сели и попрыгали, крышка защелкнулась. — До свидания, Гедеван Алексидзе, любимый! До свидания, дядя Вова, любимый! Мы о вас будем очень и очень скучать! — глухо донесся из саркофага голос Уэфа, и рваный занавес опустился. — До чего дожили, — пробурчал “наш” эпилопп, поднимаясь с пола. — Чатланина и грязного пацака в один эцих положить… — Эх, Пж, Пж. — скорбно покачал он головой.
Кладбище у корабля. Макет.
Ночь. Освещенный прожекторами в черном небе над кораблем покачивался последний вздох Пж. Вокруг, мигая, патрулировали пепелацы. Машков и Гедеван сидели около карусели у костра. Машков склеивал скрипку и изредка помешивал ложкой кашу в чугунке. Гедеван писал что-то в свою тетрадь. Неподалеку, у ржавой карусели, сидел на перевернутой шлюпке старик-пацак в скафандре. Он, зажав зубами тонкую проволоку, одной рукой натягивал ее, другой дергал. — Пью, пью-ю-ю-ю… — жалобно пела проволока. — Теперь все, — сказал Машков, и показал Гедевану скрипку. — Опять кусок остался, — проворчал Гедеван и взял с футляра обломок скрипки. — А, черт… Откуда он взялся? — Машков стал крутить скрипку в поисках дырки. — Все равно, — буркнул Гедеван и бросил обломок в костер. Машков посмотрел на него, хотел что-то сказать, но промолчал. Только вздохнул и стал натягивать струны. — У-у-у, — послышалось тихое гудение. Они обернулись. Из-за шариков на них глядело существо с хоботом. — А это еще что за явление? — удивился Машков. Это тот, который вашу сумку приносил. — А…. наш человек значит? — усмехнулся Машков. — Заходи, гостем будешь, — позвал он Фитюльку. — У-у-у, — жалобно погудел Фитюлька, подняв хоботок, показал Машкову его целлофановую сумку и прочертил в воздухе пальцем квадратик. — Он чатл хочет, — перевел старик-пацак. — У-у-у, — закивал Фитюлька. Гедеван достал из портфеля монету и встал. Фитюлька отбежал, остановился и уставился на Гедзвана. — Боится, — сказал Машков. Гедеван положил монету на песок и вернулся на место. Фитюлька осторожно подошел, дотронулся до чатла и с опаской посмотрел на Гедевана. — Бери, бери, — крикнул ему Машков. — Не укусим. Фитюлька взял монету, положил на песок сумку Машкова и пошел, ступая большими калошами, к карусели. Он отдал монету старику-пацаку и сел на ржавую ракету. Старик-пацак потянул рычаг, Фитюлька оттолкнулся ногой от песка, и карусель со скрипом закрутилась. Фитюлька вцепился в штурвал ракеты, быстро работая ногами, все увеличивал скорость. — Пью,пью, — снова заиграл на своей проволоке старик-пацак . Машков натянул струны, проверил строй пальцем. Придется видно профессору играть на ней, как на мандолине, — сказал он. — Сейчас, наверное, Рогозин уже позвонил — где скрипка? — А Алик с ума сходит, теперь полетит в Ярославль… Пойдет в институт, узнает: у меня по химии незачет, по физике незачет…А я ему… А у него врожденный порок сердца!.. — Гедеван затих. — Гляди! Еще один приятель! Метрах в двадцати в луче прожектора с трубой наперевес, крадучись шел Кырр-Пирожок, с катера. Прошел и растворился в темноте. — Мерзавец! Расист! — выругался Гедеван. — Все они тут одинаковые… Раздался взрыв, и огромный шар над кораблем ярко вспыхнул, Тревожно завыли сирены. Как стая галок взвились в воздух пепелацы с палубы корабля. Машков и Гедеван вскочили. — Друзья, — послышался знакомый голос. Земляне вздрогнули и оглянулись. Около них стоял человечек в белом плаще, о венком из ромашек. В одной руке у него была машина перемещения в пространстве, в другой носок Гедевана. Друзья! Разве можно так нажимать! Я вас еле нашел. Хорошо, что память есть, — человечек постучал по машинке. — На! — Спасибо! — человечек кинул носок Гедевану. — Если хотите, я могу вас на Землю перемещать. Только быстро! Номер вашей тентуры я в планетарии узнал, — он показал на корабль. — Скрипач, это тот? — растерянно спросил Машков. — Он! Знаете, что я вам скажу! — заорал Гедеван. на человечка. — Вы знаете, кто? — Быстро! Быстро говорите! Каждая секунда здесь – шесть месяцев дома. Мой маленький сын вот такую бороду уже имеет! Фитюлька подбежал к человечку и стал внимательно разглядывать клавиши на машинке. — Ладно, давай нас быстро на Землю! Мы берем спички, возвращаемся сюда. Продаем! Выкупаем этих! Вы нас обратно на Землю, а сами домой! — решил Машков. — Не могу, только три заряда есть! Говори! Да или нет? — Погоди. Сейчас разберемся! Пойми, они из-за меня сидят! — Я на них и донес! — Считаю до трех! — крикнул человечек. — Раз! Фитюлька дернул человечка за рукав, показал пальцем на красную кнопку в машинке и прогудел: — У-У-У… — Отстань! Два! — Подожди! Тогда такое предложение… Ты берешь скрипача… — Ну нет! — запротестовал Гедеван. — Два с половиной! — У-у-у! — требовательно загудел Фитюлька, снова показывая на красную кнопку. — У-у-у! — сердито ответил ему человечек. — Что он хочет? — спросил Гедеван. — Он хочет, чтобы я переместил вас обратно во времени с исключением фактора нашей встречи. Это категорически запрещено. Раздался еще взрыв — это лопнул шар. Огненные лохмотья ветер понес по песку. — Три! — крикнул человечек и исчез. Исчез и Фитюлька, — Балда! — выругался Гедаван. Машков на всякий случай заглянул за шарики. Гедеван разорвал свою тетрадь пополам и бросил в костер. — Кому нужно эти гадости знать?! Тьфу! — он плюнул в костер. Полез в портфель, вытащил туго набитый целлофановый мешок и в истерике высыпал в костер кучу железок: — Кому нужны эти чатлы-матлы, цаки-шмаки, визаторы-мизаторы?! Будь они прокляты! — Стоп! Спокойно, скрипач! — Машков осторожно начал выгребать из костра железки. — Что спокойно! Хватит мне ваших “спокойно”! Надоело! Тоже мне командир нашелся! Дома командуйте! — Тихо! — Машков дернул его за рукав и зажал ему рот. Гедеван вырывался. — Ты мне скажи вот, это ты где взял? — Машков поднес к его носу стальной шар со штырями. Пустите! — промычал Гедеван. — Там в туннеле от пепелаца отвинтил. Пустите! — Не пущу! Скрипач! Клептоманчик ты мой! Ведь ты, генацвале, гравицаппу свистнул! | |
* * *— Strangers in the night. — Ку. — Exchanging glances Wond'ring in the night. — Ку. — What were the chances We'd be sharing love. — Ку... — Before the night was through. — Тим-пидибидидам-пидибидитибидитибидидам питибидидим-питибидидам-питибидитибидитибидидам питибидидим-питибидидам-питибидитибидитибидидам питибидидим-питибидидам-питибидитибидитибидидам питибидидим-питибидидам-питибидитибидитибидидам — Пацаки! Пацаки! А вы почему тут стоя выступаете? Стоя можно только там. — А туда нас эцелоп не пустил. — А здесь только на коленях. — Ничё, мы так тут... Ты денюжки-то плати. — Ну давай... Давай, не безобразничай. — Ку-у-у... Strangers in the ку... Ыыыыыыы... Ыыыы... — Дядя Вова, ваше пальто идёт, в моей шапке. — Привет! — Как жизнь? Чего новенького на Плюке? — Пой! — Да чего-то не в голосе сегодня. — Пой! — Ыыыыыыыыы.... — Тим-пидибидидам-пидибидитибидитибидидам... — Ку! — Ку. — Тим-пидибидидам-пидибидитибидитибидидам... — Владимир Николаевич, я больше не могу... — Спокойно, Скрипач. * * *— Вот это сколько? — Сто. — Так, кажется напели. А вот это вот? — Пятьдесят. — Та-ак... Эцелоп! — Ку! — Пацаки! Почему не в намордниках? Повернись! Приказ господина ПЖ — всем пацакам надеть намордники... И радоваться. Так, ну вот это мне, а вот это тебе... А это тебе. А ты почему не радуешься? Я кого спрашиваю, а? — А ну, подыми свой транглюкатор, чатлан!.. — А-а-а! — Одевай! — Слушаюсь. — И радуйся, радуйся! — Радуюсь. Во, смотри, ПЖ пришёл! — Где? А-а-у... — Встать! Встать! Открой рот! Шире! Скрипач, кляп! Быстро! — Ох уж мне эти... Повернись! Ну! Деньги отдавай! — Так. На-ка, подержи, вот так вот. — И это сними! — Если ты подумаешь, что эта хреновина не транглюкатор, это будет последней мыслью в твоей чатланской башке! Кратчайшим путём в эцих марш! * * *— Всем лежать пол часа! Вперёд! — Вперёд! Быстрее! — Ку! — Извините, бабушка... — Мама ПЖ... — Ыыыыыы! Ыыыыыы! Ыыыыыы! Ку! Ыыыыыы! Ку. Ыыыыыы. Ку... Ыыыыы.. — Видел? — Сам! — А ну быстро все в корыто! — Ку? — Ку! Дверь открой. — И сидеть так сутки! Ку или не ку? — Ку!.. |
Корабль. Корма.
… Светало. Вокруг громады обрезанного корабля валялись черные лохмотья шара, обломки сожженных пепелацев, перевернутые вагоны. Спайка из двадцати мощных тракторов тащила на буксирах к кораблю нескончаемую вереницу груженных материй траллеров… Машков и Гедеван с колокольчиками в носах несли клетку, динамики, скрипку и магнитофон к кораблю. — Ку? — крикнул им сидящий на карусели квадратный эцилопп в длинном брезентовом плаще и в брезентовом шлеме с мигалкой на лбу. — Доброе утро, — Машков и Гедеван бодро присели, пошлепали себя по щекам. — Мы выступать, — заискивающе улыбаясь, объяснил Машков. — Туда нельзя! Туда или, пацак! — эцилопп махнул рукой в сторону. — Не видишь, здесь последней выдох папы Кырра шьют.
Корабль. Нос.
Земляне занесли клетку за высокую бетонную тумбу, вокруг которой вились остатки толщенного каната. Там тоже никого не было, только несколько ржавых бакенов под черной копотью. — А здесь перед кем выступать? — спросил Гедеван. – Может пойти, дать эцилоппу один чатл, чтобы он внутрь впустил? — Внимание! — воскликнул Машков. — А вон и зритель вынырнул! — он показал на появившуюся из люка между вагонами голову в брезентовом колпаке. Они поставили клетку около штабеля ржавых водопроводных труб, Поехали, скрипач, — Машков вынул из футляра скрипку и залез в клетку. Гедеван быстро поставил жестяную коробку перед клеткой, бросил туда один чатл, забежал в клетку, закрыл дверь, включил магнитофон и закрутил кофемолку. И земной тяжелый рок, соединившись с космические лязгом, дал очень тяжелый звук. Машков запиликал на скрипке, и они запели: Кин-дза-дза, Куда-дза-дза, Лети-дза-дза, Ы-ы-ы… Из люка вылезли Однорукий в брезентовом плаще поверх желтых штанов, знакомая нам высокая чатланка в таком же плаще, в голубых бриджах и Криворотый — в шапке Гедевана и пальто Машкова, из-под которого выглядывали малиновые галифе. На руке Криворотого висел стержень. — Вах — удивился Гедеван. – Моя шапка! Дядя Вова! – узнал он Однорукого. — Это тот бандит, который у вас спички украл. Ну, я ему сейчас! Спокойно, скрипач, — процедил Машков, удерживая Гедевана за руку. – Только спокойно. — Как жизнь, гражданин? Чего новенького на Плюке? — улыбнулась Машкову чатланка. Трое остановились у клетки. — Ну как, привез растворитель, пацак? — спросил Криворотый, показав на пятно на рукаве пальто. Машков молчал, сжав зубы. — Слушай, если ты такой храбрый, давай спрячь свою палочку и отойдем в сторонку. Я тебе пару слов скажу! — рвался в бой Гедеван. — Пару слов! — весело захохотала чатланка. — Пацак, спой пару слов, — сказала она Машкову. Криворотый достал из кармана пальто пригоршню керамических монет разной величины и показал Машкову: — Пой. — Не будем мы петь! Кю! Ясно? – срывающимся голосом закричал Гедеван. — Ку? — спросил Криворотый Машкова, направляя стержень на. Гедевана. — Мама, мама, что я буду делать?… — хрипло запел Машков. — Мама, мама! Мама, мама! — завиляла бедрами чатланка. Криворотый бросил деньга, и они с Одноруким пошли. — Что ты будешь делать? А, пацак?! — игриво спросила чатланка Машкова и, пританцовывая, побежала догонять своих. — Я больше не могу, дядя Вова, — Гедеван заплакал. Машков бросил скрипку, вышел из клетки и стал считать деньги. Эти большие на сколько? — спросил он, крутя. в руке керамический прямоугольник. — Пятьдесят, — всхлипнул Гедеван. — А это? – Машков поднял треугольник. — Не знаю… — Ну, все равно хватает. Это двести, это сто, значит четыреста… — Ку! — послышался вдруг голос. Машков поднял голову. Над ними стоял квадратный эцилопп со стерженьком в руках, тот самый, который не впустил в корабль. Эцилопп держал в руке две сетки из сыромятных ремешков. — Это вам, — он протянул ремешки. — А это мне! — он вырвал ящичек с монетами из рук Машкова. — Что это? — глухо спросил Машков, посмотрев на ремешки. — Приказ господина Кырра. Каждый пацак должен в наморднике быть и радоваться. — Надевайте и радуйтесь! — он навел стерженек на Машкова. — И радуйтесь! — Уже радуюсь, родной, — скрипнув зубами, Машков взял ремешки. — А ты почему не радуешься? — спросил .эцилопп Гедевана. Гедеван поднял руку, пощекотал себя под мышкой и выкрикнул: — Кю-кю-кю! Эцилопп размахнулся и ударил его стерженьком но голове. Гедеван упал. Эцилопп молниеносно развернулся к Машкову: — Одевай! — С радостью, — Машков натянул сетку на лицо. — Застегнуть! На крючок! — С радостью. Застегнул. Эцилопп заглянул в ящик, потряс им, и улыбнувшись оранжевыми керамическими зубами, неторопливо, вразвалочку пошел. Гедеван открыл глаза, собрал силы, стал на четвереньки, потряс головой. Машков, нахмурившись, напряженно глядел в затылок, эцилоппа. Эцилопп развернулся. — Где еще один чатл, который я уронил? — спросил он. Машков пожал плечами. Эцилопп не спеша вернулся к Машкову. — Пацак, знай, настоящий эцилопп и макушкой может мысли читать. Подними вот ногу, которой ты на монете стоишь. Машков нехотя поднял правую ногу. — Какой ты умница, ты ее уж немножко в песок закопал? Сейчас мы с тобой по-другому поговорим! Эцилопп нагнулся и тут Машков долбанул его кулаком по затылку. Эцилопп упал, монеты рассыпались. Машков выхватил у него стерженек и сказал шепотом: — Встать! Эпилопп встал. Машков содрал с себя намордник. — Скрипач, дай-ка какой-нибудь кляп! — крикнул он. – Шлем сними! Дай носок! – Машков нацепил эцилоппу колокольчик. Гедеван, пошатываясь, принес кальсоны. — Открой рот! Шире! Скрипач, затыкай! Гедеван начал старательно заталкивать в рот эцилоппа кальсоны. — Достаточно. Хватит! Он нам еще пригодится. Надевай на него намордник. Застегни..На, держи! Только без надобности на нажимай! — Машков отдал Гедевану стерженек. Сам отбежал к штабелю труб, выбрал покороче, взял. — Так! Кратчайшим путем в эцих шагом марш! — шепотом приказал он эцилоппу. — И если ты, друг, подумаешь, что эта труба не трэнклюкатор, то это будет последняя мысль в твоей чатланской башке. Ясно?! — Ясно! — ответил Гедеван за эцилоппа и что есть силы дал ногой эцилоппу под зад.
Бассейн.
В центре мраморного зала!, в бассейне сидел Кырр-пирожок. — Кин-дза-дза, — перед ним пел и извивался дородный эцилопп в брезентовых трусах. Тот, который зачитывал приговор. На сей раз на его голове был не резиновый, а брезентовый шлем с двумя мигалками по бокам. — Ы-ы-ы, — вторил ему хор из шести эцилоппов в брезентовых трико. — Руки вверх! — раздался командирский крик. В дверях стояли Машков с трубой, Гедеван со стерженьком, портфелем и скрипкой и дрожащий квадратный эцилопп с колокольчиком под намордником. Кырр и эцилоппы тотчас подняли руки. Машков подобрал их стерженьки и приказал эцилоппам: — Ныряйте! Эцилоппы покорно набились в бассейн, потеснив Кырра. — Так сидеть час! Или мы вас трэнклюкируем! Ку? Я кого спрашиваю! Ку или не ку!? — Ку, — глухо ответил Кырр и нырнул.
Корабль. Торговый зал.
В зале, где пел Пж, теперь пацаки, звеня колокольчиками, склеивали куски материи. За воротами эцилоппы разгружали вагоны. Эцилопп, придерживая колокольчик, за ним со стерженьками Гедеван, сзади прикрывающий Машков пробежали по колосникам. | |
* * *— Здесь. — Ку. — Ку. — Ку. — Какой номер? — Последний. — Ку! — Здрасьте... — Ку, ку!.. — Эй, чатланин, пой! — Ыыыыыы!.. — Кончай, Скрипач. — Выкатывай предпоследний! — Кю! — Исчезни! — Здравствуйте, Гедеван Александрович! — Гамарджоба. — Вылезайте. — Нельзя. — Поймают. — Стой!.. У нас гравицапа есть. — Ой!.. — Ку, дядя Вова! — Ку, ку.. Режь. Вот здесь. — Кю! — Навались! — Дядя Вова! помогите эцих выкатить! — Брось! — Владимир Николаевич! Человечество из-за одного камушка с луны тысячелетия потратило, а тут живой инопланетянин и эцих из неизвестного металла! — Брось, тебе говорят! |
Эпих.
Возле компьютера дремал на тумбе седой эцилопп. У его ног лежали два шлема — резиновый с мигалкой на макушке и брезентовый — с мигалкой на лбу. — Ку! — Машков ткнул эцилоппа водопроводной трубой. Тот вздрогнул, посмотрел па трубу, на коллегу в наморднике и, увидев, что тот в брезенте, вскочил и тотчас напялил на голову резиновый шлем. — Хануидянинов Уэфа и Би на волю! Быстро! – скомандовал Машков. Эцилопп щелкнул каблуками: — Какой номер? — Последний. Эцилопп еще раз щелкнул каблуками. Он быстро отпер решетчатую дверь, вбежал в узкое высокое помещение, где два стальных накатанный желоба спускались от двух люков в потолке вниз и набрал комбинацию на клавишах в стене. Первый люк открылся и из черноты по желобу со скрипом покатился саркофаг. Он грохнулся о стену и отскочил. Крышка саркофага откинулась и из него вылез бледный Пж с оборванными кружевами и с синяком под глазом. Он посмотрел на трубу в руках Машкова и стал быстро приседать перед ним, звонко лупя себя ладонями по щекам. — Не тот! Давай предпоследний! — скомандовал Машков. Седой эцилопп снова стал нажимать на клавши. Из левого люка вылетел второй саркофаг, второй врезался в первый, прижав его к стене, и остановился. Крышка откинулась. Там сверху лежал бледный и похудевший Уэф, а из-под него торчала борода и выглядывал горящий глаз Би. — Здравствуйте, Владимир Николаевич, — тихо поздоровался Узф, преданно глядя в глаза Машкову. — Ложись туда! — приказал Машков квадратному эцилоппу, показывая трубой на свободный саркофаг Пж. — Кю! — подтолкнул коллегу тучный эцилопп. Эцилопп в наморднике полез в саркофаг. — Вах! А где Пж? — удивился Гедеван. — Пж исчез. Машков вытолкнул второго эцилоппа в коридор и запер за ним решетчатую дверь. — Давай, скрипач! Режь! Гедеван невидимым лучом эцилопповского стерженька провел по стальной стене, и прямоугольный кусок борта рухнул. Образовался проем. — Вылезайте, гаврики! — крикнул Машков. — Поймают, родной! — выговорил Би из-под Уэфа. — Не успеют! Вот гравицаппа! — Машков вытащил из правого кармана брюк стальной шар. Уэф и Би с необыкновенной прыткостью выскочили из саркофага и рванули в проем. — За мной, скрипач! — Машков выпрыгнул на песок. Гедеван кинулся к саркофагу с эцилоппом, захлопнул крышку, положил на нее портфель, скрипку и трэнклюкаторы, схватил за крюк и покатил ящик по образовавшемуся из куска борта пандусу в пустыню.
Корабль. Корма.
Машков вслед за “гавриками” бежал к пепелацу, когда услышал крик: — Дядя Вова! — Гедеван, надрываясь, пытался сдвинуть с места увязший колесами в песке саркофаг. — Идите сюда! Подтолкните! — Ты что делаешь? Брось! Беги! — Дядя Вова, целый эцилопп с эцихом! Это преступление — так бросить! Человечество из-за камушка с Луны… — А ну брось сейчас же! Трэнклюкирую обоих!
Кладбище у корабля.
— Прощай, Плюкандия! — крикнул Гедеван, бросил на песок двадцатикопеечную монету и захлопнул дверь пепелаца.
Рубка.
Ты что, вернуться сюда захотел? — тяжело дыша, спросил Машков. — Зачем? — Примета есть такая, — Машков сел на динамик. — Ну, полетели, полетели, братцы! Поймают. — Сейчас, сейчас, родной! Надо разогреться! Би и Уэф сидели в креслах перед панелью. Ракета вибрировала. В котелке звенели медные ложки. На полу катались кружки.
Кладбище у корабля.
На иллюминаторах опустились стальные шторки. … На корабле выли сирены, мигали огни, пульсировали прожектора. Сопла пепелаца дышали дымом. На иллюминаторах опустились стальные шторки. Вертолетные лопасти сложились и ушли в корпус.Шип, свист. И пенелац исчез. Из-за шариков выбежал Фитюлька, посмотрел в небо, печально погудел хоботком, увидел двадцатикопеечную, подобрал, подул на нее и спрятал в карман. Потом снял со спины скатку и расстелил ее на песке. Это оказался дырявый гамак. Фитюлька вздохнул, почесался, хотел лечь, но что-то увидев схватил гамак и скрылся. Из-за бархана выполз Пж с длинной никелированной трубой и нацелился на корабль. | |
* * *— Ку. — Ку. — Ку. — Ку... — Ку. Цапу. — Есть цапу. — Цаааапу!!! — Цапу нажми! — Нажал! — Куууу! — Ну что, летим? — Заводимся. — Братцы, ну давайте быстрее, они же сейчас очухаются! — Не мешай. — Сели. — Куда сели? — Ханут. — Какой ещё Ханут? — Планета, где меня родили. — И меня. — Ночь. — А здесь теперь всегда ночь. — Одень пока вот это. — Зачем? — Тут воздуха нет нифига. — А как вы здесь живёте? — А здесь давным-давно никто не живёт. Нас плюкане транглюкировали, пока мы на гастролях были. — За что? — За то, что мы их не успели. — А вы их за что? — Чтоб над головой не маячили. — И все погибли? — Конечно. — Вовка, такое предложение. Сейчас планета Ханут копейки стоит. — 63 чатла. — Мы месяц по галактике «Маму» попоём, и планета у нас в кармане. А ещё месяц — и воздух купим. — 93 чатла. — У кого воздуха нет, все сюда насыпятся. Воздух наш. — Они будут на четвереньках ползать, а мы на них плевать. — Зачем? — Удовольствие получать! — А какое в этом удовольствие? — Молодой ещё... — Половина планеты ваша, половина наша. Идёт? — Соблазнительно, конечно... Но нам на землю надо, ребята. Давайте быстрее, а то через пол часа гастроном закрывается. — Вовка, ты не дрыгайся! — Вот смотри: вот мы, вот земля... — А вот Альфа. — На Альфе из нас кактусы делают. Земля в антитентуре, родной. И мы до неё никак долететь не можем, понимаешь? — Как это так? — Так. Мне всю жизнь не везло. — Не может пепелац на землю попасть. И хватит трепаться, ясно? Пошли планету делить. — Вы в планетарии это узнали? — Да, родной. — Поэтому спичку украли? — Конечно. — Врут они, дядя Вова. Не верьте им... А ну, везите нас на Землю. И всё! — Нет, Гедеван, не врут. Они из-за этих спичек всю вселенную на карачках проползли бы... — Вовка! Ты так не шути — здесь кислорода два процента от нормы! — Гедеван... Не нужно, ты молодой, поживи ещё. Может быть что-нибудь переменится... — Скрипач не нужен, дядя Вова. — Эй! Пацак! Всё-равно сейчас копыта откинешь. Скажи хоть раз в жизни правду. Почему с тем козлом не переместился, когда мог? Чего хотел? Малиновые штаны? Бассейн ПЖ? Скажи, что? — Гедеван-нико, швило, ты скажи. Мне можно, я свой. У меня мама — грузинка. Была. — Садауль. — Алхаури. — Говорит, мама — местная грузинка. Была. — Уэф! Ты как хочешь, а я их на Альфу ку! — Кю!!! — А ты, паршивый чатлан, цак одень! И sit down, когда с пацаком разговариваешь! Ханут — пацакская планета, родной. — Ку! — Ещё раз повтори. * * *— Вы катапультируете нас на Альфу, а сами пытаетесь затормозить на её орбите, а потом... — Фигушки там затормозишь! — Не мешай!.. Дальше, родной. — На Альфе, когда они нас будут перемещать на землю, мы должны прижать машинку перемещения снизу пальцем, чтоб она осталась у нас. На земле мы должны для вас купить четыре ящика спичек. — Дальше, родной. — Ну сколько можно талдычить об одном и том же. Полетели. Если летим... — Я из-за вас навечно буду сидеть в горшке. А тебе лишний раз рот раскрыть лень? — Братцы! Милые, хорошие, родные мои, или полетели, или хотя бы дверь закройте. Видеть вас уже не могу, и так тошнит. — Пока, родной. — Ку! — Ку. — Ку? — Ку! — Летим. — Тормози! Тормози!! Тормози!!! — Как я могу затормозить, когда ты всю тормозную жидкость выпил? Алкаш. — Отравится. — Выключи рога свои. — Не выключаются. — Тогда сними их. — Разобьются. — Кажется сели. Прошлый раз также было. — Та-ак. Одевай противогаз. — А цак? — Ничего, обойдутся. |
Рубка.
… Ракета тряслась. Ну что? Летим или все разогреваемся? — спрашивал Машков. Разогреваемся, — сказал Гедеван, глядясь в маленькое зеркальце. — У, как негры загорели, дядя Вова. — Он спрятал зеркальце в портфель. — Когда будем подлетать к Земле, шторки откройте, что я смог сориентироваться, — предупредил он пилотов. Уэф следил за датчиками. Би медленно передвигал рычажки. — Не все будем рассказывать, ладно, дядя Вова? – попросил Гедеван, засовывая поглубже в портфель намордник. — Ку, — сказал Уэф, остановив рычажок. — Сели, — вздохнул Би. — Поймали? — Машков вскочил. Гедеван быстро стал извлекать из портфеля стерженек. Би поднялся с кресла. Это не Плюк, родные, — обратился он к землянам. – Это Хануд. — Какой еще Хануд? — Моя планета, — вздохнул Би. — Наша, — поправил Уэф. Смотрите, — Би нажал кнопку в панели. Стальные шторки в иллюминаторах поднялись, Яркий луч прожектора выхватил из темноты черную сожженную поверхность. — Здесь ночь, дядя Вова, — сообщил Гедеван, подходя к иллюминатору. — Ладно. Допустим это Халуд. Дальше что? — зло спросил Машков, .опираясь на трубу, как на меч. — Владимир Николаевич, — Би посмотрел на Машкова глазами, в которых была неподдельная боль. — Двадцать лет назад, когда мы вернулись с гастролей и увидели это, я… я… – Би замолчал. Извините, а здесь тоже только песок? — спросил Гедеван. — Пепел, Гедеван Алексидзе, только пепел. Я даже шарики… Я даже шарики моих… – Би постучал кулаком по панели. — Сейчас… Извините… Сейчас… — А что случилось? — тихо спросил Гедеван Уэфа. — Нас Зэтта трэнклюкировала! — За что? — За то, что мы их не успели трэнклюкировать. — А вы их за что? — спросил Машков. — Сейчас уже это никто не помнит… — лицо Би сморщилось. — Дай твою жидкость, Гедеван Алексидзе. Мы выпьем и скажем всем-всем моим, кто здесь… кто когда… — И моим, — сказал Уэф. — Гедеван вынул из портфеля бутылку и пластмассовый стаканчик. — Уэф поставил на пол две кружки. Гедеван налил остаток водки в кружки. Снял пилотку. — За память, — тихо сказал Машков. Он поднял кружку. Понюхал. Поставил. Гедеван посмотрел на него, тоже не стал пить. Би выпил, закашлялся. — Теперь за моих. Только пей! — Уэф отобрал у Би кружу. — Не могу, — вежливо отказался Машков. — Пахнуть будет. И там и так… — За чатлан не хочешь? — обиделся Уэф. — Ты расист, Вовка. — Ну, давай. Гедеван накапал Уэфу. Выпили. Помолчали. Би достал резиновые маски, напоминающие противогазы, одну натянул на себя, другие раздал. — Это оденьте, пожалуйста, — голос его из-под маски звучал естественно.
Планета Хануд.
Все в масках вышли из пепелаца. Би подошел к прожектору и покрутил им. Луч выхватил вздыбленный в небо, покореженный, расплавленный мост. — Видите? Здесь никого нет, — сказал Би. — Здесь, что река была? — спросил Гедеван. — Раньше здесь все было…— Уэф вздохнул. — Пацаки, Хануд сейчас можно дешево купить, — сообщил Уэф. — Двенадцать тысяч чатлов, родные, — вздохнул Би. — Двадцать лет по планетам “Маму” споем — и планета в кармане! Воздуха здесь нет! Воды нет! Ископаемых нет! Ни хрена нет! Никто сюда не прилетит! Никогда! — пообещал Уэф. — А вам она зачем? — спросил Гадеван. — Я хочу, чтобы мой последний выдох отсюда улетел, — скорбно сказал Би. И здесь нас никто в клетку не посадит. Никто на нас не плюнет. Половина планеты будет вашей родные, — пообещал Би. — Спасибо, большое. Но мы — домой, — поблагодарил Машков,— А спичек, вот сколько смогу достать, столько и дам. Слово! — Вовка, подожди! — остановил Машкова Би. — Вот, посмотри. Би достал из кармана пластинку с дырочками и подошел к прожектору. Машков подошел. Вот Плюк, а вот Земля, — показывал пальнем Би. — А вот это, — он обвел пространство между дырками. — Как вам объяснить, что черная дыра… А на самом деле Плюк и Земля в разных спиралях, в антитентурах. — Пепелац туда попадать не мочь! — замахал руками Узф. — Владимир Николаевич, родной, небо видит, это правда! — Какой дурак будет свистеть, когда можно пепелай спичками набивать? ! — сказал Уэф. — Значит вы поэтому у нас спичку украли? — Конечно! — закивал Уэф. — Тогда отвезите нас на планету, где машинки перемещения есть! — потребовал Гедеван. Это только -а Альфе есть, — вздохнул Би. — Но…Эти гады из нас кактусы делают. Заразы! — крикнул Уэф. — Мы туда лететь не мочь! Это черная дырка. Ясно? — Значит мы на Землю никогда не вернемся? Так?— спросил Машков. — Так, родной. — Я знаю, что ты думаешь, — засмеялся Уэф. — Ты думаешь, какой я был балда, что ты с тем одуванчиком из-за нас не переместился. Так? Я тоже так думаю, друг. — Ну что родные, договорились? — спросил Би. — Остаемся? — Остаемся! — Машков сорвал маску, отодвинул ее в сторону и лег на черную землю, заложив руки за голову. Гедеван улегся рядом с Машковым. Несите резинки, — крикнул он. — Мы будем последнее шарики надувать. — Вова, родной, ты так не шути, — сказал Би. — Здесь кислорода два процента от нормы. — Рано или поздно все там будем. — Вы. гаврики, немножко подождите, я сейчас пакеты для шариков принесу. Кин-дза-дза, — Уэф, подпевая Гедевану, шатаясь пошел к ракете. Машков уже тяжело дышал. На лице его выступили капельки пота… — Скрипач, это ты напрасно. Ты молодой. Поживи. Может чего-нибудь переменится… — Скрипач не нужен, дядя Вова. — О, небо! — взревел Би. — Будь проклят тот час, когда я встретил вас! Бациллы атавизма! Уэф, я тоже обалдел! Уэф, ты как хочешь, а я их на Альфу ку! — И я, — вздохнул Уэф. — Они мне все хорошее настроение испудрили!
Рубка.
Ракета вибрировала. Би сидел за штурвалом, Машков и Гедеван тряслись на динамиках. — Летим или разогреваемся? — спрашивал Машков. — Разогреваемся, — из-под панели вылез Уэф с двумя полными кружками в руках. — На! – он протянул Машкову кружку. Машков понюхал. — Что это? — Ты пей! Пей, зараза! Я из-за тебя сейчас вот таким могу стать! — Уэф растопырил пальцы и пошевелил ими. — Пей! — Нет. — Машков потер лоб. — Что-то я с двух грамм окосел, ку цупик! — Это не от грамм, Вовка. Это от ханудского воздуха. Не надо было маску снимать, родной, — сказал Би. Уэф хлобыстнул и полез со своей кружкой под панель. Дядя Вова, дайте мне, — Гедеван потянулся за кружкой. — У меня тост. — И с тебя хватит. — Почему? Я вообще никогда не косею. Когда Алика должны были послать в ГДР, я… — Ладно, выпьем за меня, родные, — Би взял у Машкова кружку. — Но сначала еще раз уточняю, — он поднял палец. — Я на альфянской орбите попытаюсь затормозить. Вы катапультируйтесь. Если вдруг получится, мы возвращаемся на Плюк и ждем вас у луцеколонки. — А вы у этих кастратов машинку тырите и к нам два вагона спичек перемещаете. — Уэф с полной кружкой вылез из-под панели. — За меня! — сказал он и выпил. — Дядя Вова, — Гедеван снова потянулся за кружкой. — Одолжите на секундочку, у меня тост… — Перебьешься, — сказал Би. — Пацаки, может мы с вами никогда больше не увидимся, и я хочу дать вам один маленький, но важный совет, который поможет вашей планете идти по пути прогресса, которого добились мы… Каждый должен, ну, как же это сказать поточнее. — Надо на всех слюну класть, — помог Уэф. — И знать, если ты на гаврика не успел слюню положить, он на тебя положит. А на тех, кто будет после вас, в два раза больше класть. Потому что они на ваши шарики в десять раз больше слюню положат. Или вообще, как альфяне из нас, кактусы начнут из вас делать. — Пора! Заходите в катапульту! Быстро! — крикнул Би. Машков и Гедеван вошли в отсек за овальной дверью.
Отсек.
— Летим! — закричал Уэф. Стальная шторка опустилась. — Ва! Забыл! Откройте! Гедеван забарабанил по двери. — Откроете! Дядя Би! Откройте на секундочку! Шторка поднялась. — Что? Быстро говори! — закричал Би. — Я забыл спросить! Вы мысли как читаете? Как наши экстрасенсы или… Би зарычал и нажал кнопку. Шторка с лязгом упала. — Или как? — спросил Машков. — Как, как? Если бы я знал, то зачем… — Тормози! Тормози, зараза! — раздался истошный вопль Уэфа. — Как тормозить, родной, когда ты всю тормозную жидкость выпил, идиот! Зашумело в унитазе. Потом тишина. Скатапультировались, кажется, — Гедеван растерянно посмотрел на Машкова. — Прошлый раз тоже так было. — Одень цак, на всякий случай, — сказал Машков. Они нацепили колокольчики. — А противогазы? — спросил Гедеван. — Давай и противогазы. Натянули маски. — Ну, была не была! — Машков нагнулся, хотел поднять шторку. — Нет, Дядя Вова. Это не так. Это так… Гедеван переключил рычажок. В унитазе зашумело. Шторка поднялась. И они увидели… | |
* * *— Земля! — На речке, на речке, на том бережо... — Нет, не земля. — Здравствуйте! — Мы пацаки с планеты Земля, а вы кто? — Это планета Альфа. Сообщите ваши координаты Деконт, она переместит вас в точку отправления. Всего доброго. — Будьте любезны, номер вашей планеты. — 013 в тентуре. — Вот тут она... Вот тут где-то рядом. Вот. — Налево от Большой Медведицы. — Это не надо. Будьте любезны, возьмитесь за руки. — Девушка, а куда вы вот этих вот... — В малый филиал оранжереи. Будьте любезны... — Вы... — ...возьмитесь за руки. — Вы что, действительно из людей кактусы делаете? — Только из плюкан. — Но наши не плюкане, наши хануитяне! — Это неважно. Будьте любезны, наденьте дыхательные аппараты. — Зачем? У вас хороший воздух. — Именно поэтому. — Хэ! На неё посмотреть... — Спокойно, одень, Гедеван... От имени планеты прошу, отпустите их пожалуйста... А кто может решить этот вопрос? — Абрадокс. Но... — Ну так веди к нему. — Веди! А то щас я маску сниму и надышу вам тут. — Вы напрасно беспокоитесь. В наших оранжереях прекрасные условия. Цветение, микроклимат, покой. Можно только позавидовать. — Тогда почему, родная, ты тут по травке бегаешь, а не там в горшочке сидишь? — Будьте любезны, смотрите под ноги, вы уже на третий росток наступили. — Друг! У нас к вам большая просьба... — Можете не продолжать. Нет. Соседство с галактикой Кин-Дза-Дза — наша беда. Они снедаемы страстями. — Порочными... — А продолжение жизни в виде растений для них благо. — И для всех. — Может мы их вызовем и спросим, пусть они сами скажут, что для них благо, а что нет? — Ну если б мы им предоставили возможность что-либо решать, то... — Девочка, вы тут самые умные? Это вам кто-нибудь сказал, или вы сами решили? — Не будем терять время попусту. Вы существа с антитентуры, и поэтому я обязан переместить вас в исходную точку отправления. Или вернуть вас во времени, в момент, когда вы сами сможете решить свою судьбу. Выбирайте. — Пардон, не понял. В каком времени? — В прошлое, на Плюк. — А давай так: одного на землю, а другого в прошлое. — Владимир Николаевич, я вас на Плюк одного не пущу. — Слушай, дядя, жми на время. |
Планета Альфа.
… Синее с перистыми облачками небо, изумрудные холмы, рощу тенистых деревьев, кусты, золотистые дорожки, изящный мостик через прозрачный ручеек на зеленую лужайку, цветы… Пели птички и летали бабочки. Над ним метрах в пятидесяти висел пепелац. Неподалеку от катапульты стояли высокий мужчина и стройная девушка в белых хитонах. Они сосредоточенно смотрели на небо, не обращая никакого внимания ни на катапульту, ни на землян. Мужчина держал в руке небольшой плоский прибор и, покручивая в нем колесико, смотрел в сторону пепелаца. Машков с трубой и Гедеван с портфелем и футляром, в противогазах, покачиваясь вышли из отсека. — Здравствуйте! — громко сказал Машков, чтобы привлечь к себе внимание. — Здравствуйте, — слегка глянув в сторону землян, поздоровался мужчина. — Извините, я сейчас, — сказал он по-русски и вернулся к своему занятию. Машков и Гедеван тоже посмотрели вверх и увидели, как их старый ржавый приятель-пепелац бесшумно опустился на лужайку и как он так же бесшумно погрузился в землю. А на месте, где он был, снова образовалась поверхность, покрытая нежной зеленой травой и цветами. — Э! — только и смог выговорить из-под маски Гедеван. — Владимир и Гедеван, это не Земля, это планета Альфа, — повернулся к землянам мужчина. Сообщите ваши координаты Деконт, и она переместит вас по адресу. Всего вам доброго, -попрощался он и пошел вдоль ручья. Гедеван поставил портфель, пошлепал себя по щекам. — Здравствуйте. Мы пацаки. А вы кто? — Гедеван, — любезно улыбаясь, сказала Деконт, подходя. — Никаких пацаков и чатлан в природе не существует. Это лишь нелепый вымысел плюкан. — Девушка… Ваш воздух для нас годится? Мы от него не окосеем? — Воздух да, но… Вы приняли алколоиды и поэтому, если вас не очень затруднит, желательно, чтобы вы потерпели и не снимали маски… Владимир, — обратилась Деконт к Машкову, — будьте любезны, дайте мне тентр. — Э… какие алколоиды… По два грамма выпили, — сказал Гедеван. — Когда Алик в ГДР должен был уехать… Машков вынул из кармана медную пластинку с дырками. — Вот. Наша 013 в тентуре. Деконт вгляделась в пластинку. Удивленно подняла бровки, посмотрела на Машкова и, показав пальчиком на ромбик, в центре пластинки, озабоченно спросила: — Вы не можете объяснить, что это? — Это Черная дырка, — сказал Гедеван. Деконт улыбнулась: — Каменный век. Ах эти плюкане… — она покачала головой. — Два чатла отдали, — сказал Гедезан. — И еще один – за телефон. Девушка, а у вас планетария нет? Мне позвонить надо? — Нету, — улыбнулась Деконт и достала из плетенной сумочки машинку перемещения в пространстве и во времени. — Девушка, а скажите, вот этих наших куда? — Машков показал на место, где утонул пепелац. В бент, а потом в оранжерею. Молодой человек, немного передвиньте ступню, вы на траву наступили, — сказала Деконт Гедевану. — Так, хорошо. А теперь, друзья… — Погодите. Вы что из них кактусы сделаете? — Не сразу. Друзья, возьмитесь за руки, пожалуйста. Машков снял маску, вытер лицо. — А я думал, что они свистят, как обычно. — Нет. Не свистят. Так, Гедеван, Владимир, возьмите друг друга за руки… — И что, хоровод будем водить? — перебил ее Машков. Он уже заметно опъянел — Я вас спрашиваю, где те двое? — Я вам уже объяснила — в оранжерее. Будьте любезны, наденьте дыхательный аппарат. Своим дыханием портите наш воздух. — Э! — возмутился Гедеван. — На нее посмотри, — он нагнулся и сорвал цветок. — Что вы делаете! — в ужасе воскликнула Деконт. – Это цветок! — А мы его высушим и выкурим, — у Гедевана заплетался язык. Гедеван выпрямился, покачнулся, снял маску и колокольчик, спрятал все в портфель. — Можно? — он снял колокольчик и с Машкова. Позвенел им.— Это цак, — объяснил он Деконт. — Хотите подарю? Деконт вздохнула. Друзья, прощу вас, быстрее возьмитесь за руки… Гедеван икнул… — Извиняюсь… Ханудский воздух живот пучит. — Спокойно. Такое предложение, такая просьба, девушка. Давайте-ка этих наших, как их, обратно в людей превращайте. А мы вам вот, — Машков вынул из кармана пригоршню керамических монет. — Здесь примерно пятьсот чатлов. — Уберите эту глину, — брезгливо сказала Деконт. – Что касается вашей просьбой, эти вопросы решает Абрадокс. Я же со своей стороны… — Абрадокс это длинный, который тут стоял? — Да. — Пошли, скрипач, к Абрадоксу. Машков и Гладков зашагали вдоль ручья по ровной дорожке. Деконт поспешила за ними. — Друзья, вы напрасно беспокоитесь, — успокаивала она землян. — У нас прекрасные условия для биокактусов. Оранжерея, микроклимат, удобрения… Можно только позавидовать. — Тогда почему, родная, ты здесь гуляешь по травке, а не в горшке сидишь? – начал придираться Гедеван. — Друзья, будьте любезны, ступайте только по дорожке, не отклоняйтесь… — Мы не циркачи, — буркнул Гедеван. — Прав был Дэотас, когда он выступал против контактов с цивилизациями антитентур, — вздохнула Деконт. — Что ты знаешь о нашей антитентуре, родная? Мы из живых людей ботанику не делаем. Ясно? — огрызнулся Гедеван. Навстречу им по течению проплыл убранный цветами бамбуковый плот. На плоту сидели юноши и девушки и под аккомпанемент лиры красиво пели. Абрадокс сидел на корточках возле замшелого пня, перламутровым гребешком расчесывал на нем мох. Господин Абрадокс, — хмуро обратился к нему Машков, — Вы все еще здесь? – поднял брови Абрадокс. — У нас просьба… — Можете не продолжать.. Я вас понял.. Прежде всего, прошу надеть дыхательные аппараты… — Отпустите наших, тогда оденем, — сказал Гедеван и снова икнул. Этого я не могу сделать. Соседство с плюканами – наша беда. Они уже трижды пытались нас уничтожить… — Наши мирные, — сказал Машков. — Поют себе. Кашу кушают. Никому не мешают… А потом, они не плюкане. Они эти…хануидяне. — Друзья, никакой разницы: хануидяне, плюкане… зеттяне… — Все они агрессивны, корыстолюбивы, эгоистичны и так далее…И поэтому продолжение жизни в форме растения для всех, и для них в том числе, это лучшее… — Вот это пусть они сами решают, как им лучше! А не вы!— сказал Машков. — Да! — крикнул Гедеван. — Кончайте ваньку валять! Явно, пацаки? — Друзья, давайте не будем терять время попусту! – начал сердиться Абрадокс. — Я сказал: не могу! Тем более, уже их оприходовали! Первая же комиссия с Омеги, и у господина Абрадокса…— начала Деконт. — Мама, мама, что я буду делать? — вдруг запел Гедеван. — Ы-ы-ы! — Погоди, — остановил его Машков. — Ну, оприходовали, бывает. Но всегда можно списать на бой, на усушку там, на утруску. — Друзья, — повысил голос Абрадом. — Предлагаю. Или вы сейчас же перемещаетесь на Землю, или я вас возвращаю во времени назад. В момент, когда вы сами можете решить свою судьбу. Выбирайте. — Извините, вы нас возвращаете с исключением фактора или без? — спросил Гедеван. — Категорически без! — твердо сказал Абрадокс. — Ы-ы-ы; — запел Гедеван. — Ладно, — сказал Машков, вздохнул. — Валяйте нас обратно. — Да! Обратно! И все! Балдов нет! Ясно? — объявил Гедеван. Абрадокс взял у Деконта машинку и нажал на кнопку… | |
* * *— Ку!.. — Я сколько скрипку, минут пятьдесят клеил? — Пятьдесят. — Брат, пацак, сейчас придёт с носком, пусть за нами в эцих перемещается. Эцих знаешь где? — Ну а то! — Вот ты и покажешь. — Пусть ещё что-нибудь даст. * * *— Всем отдыхать пол часа!... Спасибо, родные. — Ку. — Ку-у. — Ку. — Ку-у. — Ку. — Ку. — Играйтесь, играйтесь, мужички. — Эге-ге!!! — Ку! — Эге-ге!!! — Ку! — Ку. — Скрипач, время! — А вы опять не переместились, заразы. — Опять. Вылезай. — Фигушки. Нам здесь лучше, чем на Альфе. — Давай, вытаскивай их. — Нам скоро машинку перемещения принесут. — Владимир Николаевич! А вы нам должны одиннадцать тыщ коробок, у Скрипача записано! — Одиннадцать тыщ двадцать. Такое предложение, Вовк. Мы сейчас с тобой перемещаемся в гастроном, потом, когда всё закупим... — Потом не будет. Летим только до Земли. — Навсегда? — Навсегда. — Меня на планету, где не знают, кто перед кем должен приседать? Чушь. Давай гравицапу и делай что хошь. — Дядя Уэф, дядя Би, вас там так встретят... — Нет, Генацвале! Когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет цели, а когда нет цели... — Братцы, кончай философствовать, он сейчас возникнет уже... Давайте решать, с нами или как?.. — Давай гравицапу, ясно? — Отдай ему. — Зря. — Ну что, давай прощаться. Привык я к вам, что ли. — Я тоже. — Ну, будь здоров. — Друзья, пацаки, вот ваш носок, спасибо. Если хотите... — Друг! У вас какая система? Разрешите взглянуть... — Система обычная. Нажал на кнопку и дома. — Ку? |
Кладбище.
… Ночь. Корабль и шар (целый) светились огнем и прожекторами. Машков и Гедеван сидели у костра. Гедеван держал ручку и тетрадь. Перед Машковым на футляре лежали кусочки скрипки. Некоторое время они сидели неподвижно. — Пью-пью, — играл на проволоке старик-пацак. Гедеван потряс головой. — Переместились, — сказал он. Машков очнулся, огляделся. Посмотрел на часы. — Сколько я времени скрипку клеил?! Примерно?! Минут сорок. — Успею! — Машков вскочил. — Ты вот что… Я тебе свой адрес оставлю, а сам в эцих сбегаю. И, если я вовремя не явлюсь подожди здесь одуванчика и перемещайся с ним на. Землю. А я… Гедеван поднял руку, пощекотал себя под мышкой и захихикал противно, по-уэфски: — Ха-ха-ад !
Корабль. Нос.
Возле корабля на бакене сидел квадратный эцилопп. Тот, который отнял деньги и бегал в наморднике. Только сейчас был не в брезентовом, а в резиновом шлеме с мигалкой на макушке. — Встать! Эцилопп оглянулся. За ним, освещенные мерцанием мигалки, стояли Машков с трубой и Гедеван с кальсонами в руках. Эцилопп встал. — Брось трэнклюкатор! — приказал ему Гецеван. Эцилопп послушно откинул стерженек. — Рот открой! Шире! — Гедзан запихнул в рот эцилоппа кальсоны. — Надевай давай! Эцилопп замычал, качая головой. — Намордник надевай, подлец! Кому говорят?! – Гедеван пнул эцилоппа ногой. Спокойно, скрипач. У него нету. Намордник ему завтра выдадут, — сказал Мешков.
Бассейн.
В белом зале в бассейне сидел верблюд, без штанов, но в газетной пилотке Машкова. — Ку? — удивленно спросил он, увидев бегущих через зал Машкова, Гедввана и эцилоппа с кальсонами во рту. — Сиди, сиди, дядя. Купайся, — разрешил ему Машков.
Эцих
Пожилой эцилопп поспешно нажал на клавиши в стене Левый люк открылся. Оттуда вылетел саркофаг. Стукнулся о стену, остановился. Крышка откинулась. Там лежал бледный, похудевший Уэф. Из-под него выглядывал горящий глаз Би. — Брысь отсюда! — приказал Машков обоим эцилоппам. — Дядя Вова! — Гедеван показал один палец. — Нет! — твердо сказал Машков и запер дверь за эцилоппами. Гедеван лучом стержня вырезал проем в стене. — Ну, вылезайте! Быстро! — позвал Машков. — Вы опять никуда не переместились, балды? — тихо и печально спросил Уэф. — Потом! Потом все расскажем! Бежим! Времени нет! — Мы никуда не полетим, родной, — высунул голову из-под Уэфа Би. — Нам здесь лучше, чем на Альфе.Мы на Землю переместимся! — сказал Гедеван. — На Землю нельзя , — покачал головой Уэф. — И на Халуд нельзя. А на орбите Альфы затормозить тоже нельзя. Тормозной жидкости у нас нет. — Да, родные. Я вас ненавижу, — всхлипнул Би. — Здесь хотя бы амнистию обещали. Пока, заразы, — Уэф вздохнул и захлопнул крышку саркофага. Раздался взрыв. Стены дрогнули. С потолка посыпалась ржавая пыль. — Дядя Вова! Он сейчас там появится! — крикнул Гедеван. Машков загрохотал кулаками по крышке саркофага: — Открой! Я все объясню! — Фигушки, — донесся голос Уэфа. — А, черт! — Машков взялся за крюк и покатил саркофаг к проему. Крышка откинулась и из ящика вывалились Уэф и Би. Они вскочили, схватили саркофаг и покатили его обратно. — Вах! Что вы делаете?! У нас же машинка перемещения есть! Совсем охренели! – закричал Гедеван. Инопланетяне переглянулись. — Покажи, родной! — потребовал Би. — Она там! У якоря! Ха-ха-ха! — пощекотал себя Уэф. — Вот вы где! — в проеме появился человечек с цветочками. — На! — он кинул носок Гедэвану. — Видите? — Гедеван показал на машинку в руке человечка, — а вы не верили! — Считаю до трех! — крикнул человечек. — Секунду! Вы куда хотите, на Землю или на Хануд? — спросил Машков хануидян. — На Хануд! — крикнул Уыф. — Раз! — начал отсчитывать человечек. За ним появился запыхавшийся Фитюлька. — Давай так, друг. Закинем их на. Хануд, а потом нас на Землю! Действуй! — сказал Машков человечку. Нас с пепелацем закидывай! — потребовал Уэф. — Не могу! — Один заряд уже потратил, чтобы от якоря сюда переместиться! Теперь только два осталось. — У-у-у! — прогудел Фитюлька и показал пальцем на красную кнопку в машинке. — Отстань! Надоел! — рявкнул на него человечек. – Сколько можно повторять, не могу я вернуть во времени с исключением фактора встречи! Не имею права! — Гравицаппу! Гравицаппу оставьте, родные! – взмолился Би. — Точно, обрадовался Машков. — Скрипач, дай им гравицаппу! — Она у вас, дядя Вова! В кармане! Машков вывернул правый карман. Там была больная прожженная дыра. — Два! — Посмотри в портфеле! — Вах! Портфель я в костер бросил, дядя Вова! Помните, вы сказали; Дай мне гравицаппу. А я сказал… — Два с половиной! — выкрикнул человечек. — Давай всех на Землю! — решил Машков. — Что?! — взревел Уэф. — Меня на планету, где чатланина от пацака отличить не могут?! Где дикие пацаки кин-дза-дзу курят? — Дядя Уэф. Киндзу не курят! Ее в еду кладут! – крикнул Гедеван. — Тем хуже! — и Узф плюхнулся в саркофаг. Би тотчас лег поверх его. — Нет, родные, — печально произнес он. — Небо видит, что когда в обществе не знают точно, сколько раз перед кем надо приседать, то не к чему стремиться и нечего желать. А когда нечего желать, то и смысла жизни нет, ибо желание – топливо движения жизни. Прощайте! — и он захлопнул крышку. — На хрен, — донесся голос Уэфа. — Два, и три четверти! — выкрикнул человечек и занес палец над машинкой. — Три, — буркнул Фитюлька и нажал красную кнопку. И… В синем небе над песками летел наш пепелац. Уэф и Би сидели в креслах и тихонько напевали: Ы-ы-ы… | |
* * *— Привет. — Привет. — Что новенького? — У Манохина на объекте трубы лопнули.
«...Пляшет и поёт, Поцелуи раздаёт Тем, кто весело живёт. Мама, мама, что мы будем делать Когда настанут зимни холода, У меня нет теплого платочка, У меня нет зимнего польта...»
— Как отличник? — Гуляет отличник... Вовка! За хлебом сбегай, я забыла, а?.. Да, — и макароны захвати. * * *— Товарищ... — А? — Как пройти на старый Арбат? — Вот туда, направо. — Спасибо. — Ку! — Ку! — Скрипач? — Дядя Вова? — Скрипач... — Дядя Вова...
Ку-у... Ку-у... Ку-у... Ы-ыыы... Ку-у... Ку-у... Мама, мама, что я буду делать... Ыыыыы... |
Троллейбус:
… Машков и Гедеван, точно такие, какими были в самом начале нашей истории, сидели в автобусе. На коленях у Гедевана стоял портфель, на портфеле лежал футляр. Гедевана толкали и футляр то и дело касался лица Машкова. Машков взял футляр и втиснул его вертикально между собой и соседом. Гедеван недовольно посмотрел на Машкова, и прижавшись спиной к сиденью, поставил футляр к себе на колени.
Троллейбусная остановаа.
Троллейбус остановился. Из передних дверей вышел Машков. Из задних — Гедеван. Гедеван огляделся. Снежное поле и вдалеке мерцающие огни новостроек. Гедеван побежал между сугробами за Машковым, догнал и спросил: — Простите, вы не подскажите, где квартал “Б”? — Кажется там. Возле табачного ларька, — сказал Машков. … Машков вошел в подъезд, нажал кнопку вызова лифта. Двери лифта раздвинулись. Там никого не было. Машков опустил взгляд. На полу лифта, рядом с пробкой от шампанского белел лепесток ромашки. Квартира Мешкова. Жена на кухне вынимала из сумки продукты. В комнате сын пиликал на скрипке. — Купил? — спросила, она. — Нет… Люсь, я сегодня домой приходил? — Ты что, выпил? — Замотался. Машков повернулся и открыл дверь. — Вовка, сумку возьми, — крикнула жена.
Улица.
Гедеван шел по тротуару. Мимо проносились машины. Прошел мимо табачного ларька. Остановился. Посмотрел на витрину. Взглянул на небо. Открыл футляр, потрогал скрипку. Пожал плечами. Пошел дальше. Догнал девушку в светлой дубленке, спросил: — Девушка, извините, сегодня какое число? — Старо, скрипач. Придумай что-нибудь поновее, — бросила девушка на ходу. — А где здесь квартал “Б”? — спросил Гедеван, помолчав. — В обратную сторону. — Гедеван развернулся, пошел обратно. Навстречу шел Машков. Когда поравнялись, оба остановились. Некоторое время молча смотрели друг на друга. — Вы… — Гедеван вздохнул. — Ну? — Машков тоже вздохнул. Пауза. — Вы не подскажите, где квартал “Б”? — Кажется у кинотеатра “Космос”… Пауза. — Космос… — проговорил Гедеван и вдруг, что-то увидев, выронил портфель и скрипку. И замер в ужасе… Машков оглянулся. — Ку! — синхронно выкрикнули оба. Присели и похлопали себя по щекам. По мостовой, сверкая мигалкой, ехала снегоуборочная машина. Снегоочиститель вздымал белую снежную пыль. А со звездного неба тихо звучало: — Ы-ы-ы..,
Конец. |
